Ещё раз о Вольфраме

К. А. ИвановКонстантин Алексеевич Иванов (1858—1919) — русский историк и поэт. Преподавал в санкт-петербургских гимназиях и на Высших женских курсах, был домашним учителем истории и географии в царской семье. Продвигал и развивал новые методики преподавания - практически и теоретически. По приводимой ниже статье можно составить представление, насколько эти методики были хороши. Сложное исследование, для которого были перелопачены горы источников, написано удивительно проникновенным человеческим языком. Читается как увлекательный и вполне современный текст, хотя ему 120 лет от роду - такое нечасто случается с публицистикой и документальной прозой. На возраст указывает разве что некоторая путаница в треугольнике "вера - религия - церковь" - и так было бы с любым государственно-служилым автором того времени. В смычке с государством эта конструкция действительно имеет другой, несамостоятельный собственно для веры, вид.

Европейское Средневековье было основной специализацией Константина Алексеевича, на эту тему им написаны 5 книг, переиздаваемых по сей день. В этих работах учёный-учитель рассматривал и художественно живописал практически все аспекты средневековой жизни и все слои общества, от деревенских крестьян до владетельных баронов и сеньоров. Некоторые бесспорные для конца 19 века утверждения скорректированы новейшими исследованиями. В частности, незнание Вольфрамом фон Эшенбахом грамоты в наши дни считается только одним из возможных предположений, причём не самым убедительным. Определённо, Вольфрам не получил систематического образования и записывал за ним секретарь. Однако у последнего факта мог быть десяток причин, как общего, так и личного характера - и ни одной причины предполагать, что готовую поэму "Парцифаль" сам автор не перечитал. Сама по себе неграмотность тогдашнего рыцаря была типическим случаем, не требовавшим объяснений или оправданий - по аналогии, сейчас далеко не все пользователи интернета имеют хотя бы общее минимальное понятие об html или каком-нибудь языке программирования. Однако для нестарого человека с уровнем эрудиции и любопытства Вольфрама это было бы странно :)

За исключением такого тиражирования "канонических истин", практически единственный упрёк, который можно предъявить Иванову в его работах - излишняя позитивность в бытовой и социальной фактуре. Из-за этого достоверность проработки темы местами снижается. Однако думается, что перекос этот был во многом намеренным и имел целью нейтрализовать сухость и унылую наукообразность сложившегося образовательного канона.

Сейчас такой "позитивчик" тоже можно рассматривать как своеобразный нейтрализатор сложившейся уже в начале 20-го века традиции - изображать Средневековье сплошной чередой бытовых тягот и ужасов инквизиции. Это нам с нашими почти утратившими функциональность носами ужасно было бы оказаться в мире, где "Воняло Всё" - от бомжевато не стиранных рыцарских одежд до костров из человеческого мяса. А жившие тогда люди воспринимали актуальную реальность совершенно иначе. Нагромождения дичи и вранья в их головах, кажется, превышали все мыслимые пределы - только им самим так не казалось, им так было интересно.

В сущности, Иванов даёт достаточно фактуры, чтобы, немного подумав, достроить недостающую часть и даже перестроить его схемы типично бодрого сангвиника эпохи "Малых дел". Но означает это в первую очередь то, что автор достиг своей цели - увлечь читателя и запустить его мыслительный процесс. Причём достиг в квадрате - его собственная преломляющая историю личность и его время становятся так же интересны, как описываемый им предмет. Он не знал, что потомки назовут его жанр "нон-фикшн", но вероятно, ему понравилось бы это название, точным росчерком сводящее поэта и историка вместе.

Предлагаемая статья является частью сборника К. А. Иванова «Трубадуры, труверы и миннезенгеры», посвященного французским и немецким литераторам Раннего и начала Высокого Средневековья. Впервые сборник был опубликован целиком в 1901 году.


К. А. Иванов. ВОЛЬФРАМ ФОН ЭШЕНБАХ.

.
Если произведения лирического поэта тесно сплетаются с его жизнью, с его личными взглядами и чувствованиями, то эпические произведения почти совершенно заслоняют от наших взоров образ самого певца. Впрочем, Вольфрам фон Эшенбах был слишком живой, слишком пылкой натурой для того, чтобы сделаться эпиком в полном смысле этого слова. Его эпос не отвечает тем требованиям, которые мы обыкновенно предъявляем к нему. Он слишком субъективен, в нем слишком ярко отразилась личность самого поэта. Творец эпического произведения, создавая его, сам становится на место читателя или слушателя. Он смотрит на свое создание, как смотрит на него постороннее лицо. Перед ним проносятся волшебной вереницей, его обступают лица и события, но они как будто чужды ему, как будто не созданы его собственным мозгом. Он созерцает их и точно записывает все свои поэтические видения, и только.

Не таков Вольфрам фон Эшенбах. Он не может быть спокойным созерцателем своих же собственных созданий и беспристрастным рассказчиком всего им виденного. Он вступает в их среду, как будто бы они были живыми существами, существами плоти и крови, он беседует с ними, он сам живет среди них. Порой он потешается над ними, как потешался, без сомнения, над живыми существами. Его юмор неподделен; он бьет неудержимо, как ключевая струя; он не останавливается ни перед кем. Он сравнивает стройный стан прекрасной дамы с зайцем, протянутым на вертеле; об одним рыцаре, плакавшем от радости, он говорит, что глаза его не годились бы никуда как колодцы, так как не удерживают в себе воды. Вот как изображает он Кундрию, служанку Грааля. "В то время, когда весело пировали за столом рыцари и дамы, вдруг приехала рысью на высоком рыжеватом муле с драгоценной сбруей девушка, из-за любви к которой поломано пока немного копий. Ее глаза желтеют, как топазы, рот у нее синий, как фиалка, собачий нос, два длинных кабаньих клыка, медвежьи уши и львиные когти вместо ногтей, На ней плащ голубее лазури; на ее спину свесилась шляпа из павлиньих перьев, но и без шляпы солнце не могло бы повредить ее обезьяньей коже; поверх шляпы свесилась до самого мула черная коса, мягкая, как щетина". Образ карикатурный, но необыкновенно пластичный. Та же пластичность и в изображении событий. Совершенно справедливо замечает Шерер, что Вольфрам как будто насильно хочет поставить их перед нашими глазами. Все у него дышит, действует, движется; силы духа, земля, невидимое и неодушевленное, все у него олицетворяется, ездит верхом, берется за копье, побеждает и побеждается. Приключение представляется поэту живым существом; он разговаривает с этим существом и называет его фрау Приключенье (frou Aventiure). Фрау Приключенье стучится в дверь поэта.

"Открой!" - "Кому? Кто вы такой?" -
"Я так хочу побыть с тобой". -
"Я в тесноте большой живу". -
"Что делать? скоро я уйду.
Жалеть не станешь; я пришла
Сказать про дивные дела". -
Ага, так вы - фрау Приключенье?"

Затем следует продолжительный разговор поэта с Приключеньем. Повсюду среди ярких изображений виден нам сам поэт: то он говорит сам с собой, то с окружающими предметами. Все его сравнения целиком выхвачены из современного ему феодального быта, что придает его труду значение незаменимого исторического памятника. Кроме больших стихотворных произведений повествовательного характера, о которых будет сказано ниже, он написал несколько лирических стихотворений. Если его крупные повествовательные произведения представляют переработку иностранных сюжетов, все же в них проявилось нечто оригинальное, новое, чисто вольфрамовское. Что же касается его немногочисленных лирических произведений, они не представляют собой уже ничего оригинального. Его дневные песни - полное подражание французским образцам, альбам трубадуров. Те же два любящих существа, тот же сторож, пробуждающий их от сладостной дремоты, те же жалобы на неизбежную разлуку.

Вольфрам фон ЭшенбахО жизни Вольфрама мы знаем очень немного. Родился он около 1170 года в Северной Баварии, в Эшенбахе (так назывались и замок, и местечко), близ Анспаха. Происходил он из древнего рыцарского рода; на его происхождение указывает постоянно прилагавшееся им самим, прилагаемое и до сих пор к его имени слово "Herr" (господин). Он гордился своим рыцарским происхождением, своей рыцарской жизнью и придавал последней гораздо больше значения, чем своим поэмам из рыцарской жизни и своим песням любви. В "Парцифале", главнейшем из своих крупных произведений, он высказался в том смысле, что желал бы быть любимым более за свое рыцарство, чем за свое пение. "Мое призвание - рыцарство; пусть сохранилось бы мое мужество; а кто меня любит за пенье, тот, думается мне, плохо знает меня". В другом месте он с гордостью говорит: "Zum Schildesamt bin ich geboren", т. е. я родился, чтобы носить щит, быть рыцарем. В знаменитой Манесской рукописи, заключающей в себе произведения миннезингеров, а также и портреты последних, сохранился портрет Вольфрама фон Эшенбаха. Он изображен рыцарем: в кольчуге, сверх которой надет обычно надевавшийся сверх вооружения безрукавный кафтан* (* Курсит, ваппенрок; надевался для предохранения металла от сырости и во избежание слишком сильного нагревания его солнцем); на поясе висит рыцарский меч; на голов шлем с опущенным забралом; в левой руке - щит, в правой - копье; перед ним стоит его покрытый длинной попоной конь, которого придерживает за узду мальчик в простом одеянии. Весь рисунок производит такое впечатление, точно Вольфрам фон Эшенбах готов сейчас же ринуться в бой. Никто не скажет, глядя на это изображение, что видит перед собой поэта: перед ним - рыцарь и только.

Вольфрам представляет оригинальную личность в том отношении, что не получил никакого образования: он не умел ни читать, ни писать. Все свои произведения он творил на память. Вольфрам - последний крупный поэт из тех, которые создавали свои поэтические произведения, не зная грамоты. Память его была феноменально обширна. Он удерживал в памяти "все, что профану (по словам Шерера), знавшему только по-немецки и немного по-французски, было доступно из тогдашней науки, из поэзии, богословия, астрономии, географии, естествознания, он брал все, что доставляло ему из широкой жизни внимательное наблюдение, что видел и переживал рыцарь в битве и на турнире, охотник в лесу и в поле, человек в доме и обществе, и все это он отдавал своей живой фантазии и быстрому остроумию как богатый, всегда широкий и пригодный для неожиданных комбинаций материал вымысла и творчества". Но он не мог обходиться без секретаря, который читал ему и записывал диктуемое им.

Отсутствие школьного образования имело для этого крупного таланта свои выгодные и невыгодные стороны. Школа не наложила на него своей печати, не надломила его личных особенностей; его вдохновение, его творчество были непосредственны; его восприимчивость сохранила свою первоначальную, девственную силу. Но зато, с другой стороны, он не обладал тем чувством меры, которое он получил бы от образования. У него мы не находим никакой перспективы: один и тот же масштаб применяет он и к крупным фактам и личностям, и к мелочам. Ему ничего не стоит посвятить 600 стихов какому-нибудь ничтожному эпизоду. Нередко он повторяется и самые простые истины высказывает как какое-то откровение свыше. Его изложение отличается характером обыкновенной разговорной речи; стих и рифма иногда страдают; та или другая метафора свидетельствуют об отсутствии у автора развитого вкуса. Но и недостатки эти имеют свой интерес.

Рыцарь Вольфрам фон Эшенбах был беден, о чем он сам говорит не раз в своих произведениях. Он был обладателем небольшого замка Вильденберга, находящегося на расстоянии часового пути от Анспаха. Здесь он жил со своей женой и дочерью. Причина его бедности заключалась, вероятно, в том, что он не был старшим в своей семье. К чести его следует сказать, однако, что он не всегда жалуется на свою бедность, но иногда даже весело подшучивает над ней. С другой стороны, бедность нисколько не ослабляла его рыцарской гордости и не сделала из него поэта-ремесленника, превращающего свой поэтический талант в средство, которое могло бы дать материальное обеспечение. В одном месте он называет своим господином графа Вертгейма, но он служил последнему не в качестве придворного поэта, а рыцаря, оставаясь совершенно свободным, не заградив для себя возможности перейти к другому лицу. По-видимому, он вел страннический образ жизни, как и Вальтер фон дер Фогельвайде, но из других побуждений: Вальтер переходил с места на место, чтобы добывать себе заработок своим искусством, Вольфрам и здесь руководствовался чисто рыцарскими побуждениями. По его словам,

Кто жизнью рыцаря живет,
Тот в жизни много стран пройдет.

Однако он не избегал тех мест, где жили знаменитые покровители поэтического искусства. Так, например, он пользовался гостеприимством в замке Гейштейне (в Баварском лесу) и воспевал маркграфиню Фобургскую, сестру Людовика Баварского, жившую там до 1204 года. В 1206-1207 гг. он участвовал в знаменитом состязании певцов в Вартбурге.

К началу XIII века по северному склону горных хребтов, отделяющих северную Германию от южной, сложилось могущественное владение ландграфов тюрингенских. Власть ландграфа Германа, покровителя нашего поэта, простиралась над Тюрингеном, Гессеном и Остерландом в Саксонии. Двор его помещался в крепком замке Вартбурге, на вершине высокой, поросшей лесом горы, у подножия которой расстилался городок Эйзенах. Вартбург был известнейшим из тех мест, которые особенно нравились поэтам за находимое ими покровительство и радушный привет. Сюда, в этот замок, сходились самые знаменитые певцы - Генрих фон Вельдеке, Вальтер фон дер Фогельвейде, Вольфрам фон Эшенбах и другие. Вальтер фон дер Фогельвейде особенно прославляет щедрость хозяина (ландграфа Германа), ставя его выше всех современных ему князей, ярко изображает блестящую и необыкновенно шумную жизнь при его дворе и объявляет особенным достоинством самого хозяина его постоянство.

В указанное нами время в Вартбургском замке состоялось многолюдное собрание певцов, состоялось то состязание певцов, которое особенно прославило ландграфа. Участниками в этом состязании были Рейнмар Старший, Иоанн Битерольф, Генрих фон Риспах, мейстер Клингсор из Венгрии, Вольфрам фон Эшенбах, Вальтер фон дер Фогельвейде и Генрих фон Офтердинген, Это состязание описано почти в драматической форме в поэме о Вартбургской войне, составленной не ранее второй половины XIII столетия. Поэма состоит из двух частей. В первой Офтердинген вызывает на состязание Вольфрама и Рейнмара. Нужно воспеть лучшего из государей. Сторона, доказавшая справедливость своего мнения, получает награду, побежденной грозит смерть. Страшный вызов был принят. Офтердинген, певец совершенно нам неизвестный, которому приписывали неоднократно, но без достаточного основания, то или другое из анонимных произведений, которого, также без основания, отождествляли с Тангейзером, пропел песнь, в которой изобразил герцога австрийского как лучшего из государей. "Добродетельный писец", под которым подразумевают Генриха фон Риспаха, отвечая Офтердингену, выставил австрийскому герцогу соперника в лице ландграфа Тюрингенского. Вольфрам фон Эшенбах спел песнь в честь того же лица. Потом выступил Вальтер фон дер Фогельвейде. Его песнь довольно сложная: сперва он высказывается против Австрии и воздает высшую славу французскому королю; потом кается в том, что высказался против Австрии, сравнивает ее с солнцем, но выше солнца ставит день, т. е. Ландграфа. В заключение он рассказывает о том, как он нашел хорошую школу в Париже и научился искусству и мудрости в Константинополе, Багдаде и Вавилоне. Победа, очевидно, склонилась на сторону лиц, вызванных Офтердингеном на поединок. Последний не только не встречает поддержки, но даже вызывает против себя всеобщее негодование. Вольфрам хочет изгнать из Офтердингена нечистого духа высокомерия, так как уверен, что в нем обитает этот дух, требует, чтобы Офтердинген перекрестился и настаивает на его казни. Офтердинген ссылается в свое оправдание на Клингсора венгерского. В этот страшный спор вмешивается супруга Германа, ландграфиня София, своим заступничеством спасает Офтердингена и выражает при этом желание, чтобы он разыскал Клингсора и привел его в Вартбургский замок. Спасенный Офтердинген не остается в долгу перед своими врагами, особенно же перед Вольфрамом. Он сравнивает последнего с лягушкой, прыгающей из росы в пламя, называет своих остальных противников гусями* (* Вальтера фон дер Фогельвейде, Рейнмара. "добродетельного писца" и Битерольфа), которые выходят из своего закутника, хотя и знают волка; под волком он разумеет Вольфрама, играя первой половиной его фамилии.

Во второй половине поэмы выводится уже совершенно мифическая личность Клингсора, астролога и вызывателя теней умерших. Он предлагает Вольфраму следующую загадку. Некий отец звал своего сына, спавшего на берегу озера. Он хотел разбудить его, так как уже наступала ночь, и буря перебрасывала волны через плотину. Но ребенок продолжал спать. Он не проснулся и тогда, когда отец ударил его розгой. Отец протрубил в свой рог, схватил ребенка за волосы и ударил его по щеке. Но все было напрасно. Тогда отец бросил в ребенка дубиной и сказал: "Тебя защищало не имеющее желчи животное Эцидемон, но ты последовал совету рыси, которая навела на тебя этот сон". При этих словах плотина сломалась, и озеро поглотило ребенка. Вольфрам разрешил эту загадку следующим образом: "Отец - Бог; ребенок - любой грешник; Божий рог - мудрые духовные лица. Плотина на берегу озера - время, которое Бог дает грешнику, чтобы покаяться; озеро - грядущие годы, а ветры - дни твоей жизни. Эцидемон - не что иное, как ангел-хранитель, а рысь - дьявол. Бог наказует людей сперва сердечным страданием (оно подразумевается под ударом розги); потом, когда это не помогает, Бог поражает грешника болезнью (дает удар по щеке) и наконец посылает ему смерть (бросает в него дубиной). Господь требует покаяния, и, если оно не приносится, грешнику не избежать мучений ада". Вольфрам разрешает и другую загадку. Тогда побежденный Клингсор прибегает к силам преисподней и грозится привести самого дьявола из Толедо и даже из Греции. Но Вольфрам прогоняет дьявола, так как ему помогает "Иисус, сын Девы". Поэма о Вартбургском состязании певцов заключает в себе слишком много легендарных элементов и появилась слишком много времени спустя после Вартбургского состязания, чтобы можно было видеть в ней его верное изображение. Все равно, вымышлены ли приводимые в ней песни, или они являются отголоском песен, действительно пропетых в замке Вартбурге в присутствии щедрого и гостеприимного ландграфа Германа и его супруги Софии, но достоверно во всяком случае то, что в пору расцвета миннезанга при дворах различных германских князей устраивались состязания, подобные изображенному в пересказанной поэме. Подобные состязания тем более могли иметь место при дворе ландграфа Германа, покровителя певцов. Поэма о Вартбургском состязании является прекрасной иллюстрацией для изображения этой поэтической эпохи* (* Знаменитый немецкий композитор Рихард Вагнер, глубокий знаток немецкого средневековья, изображает Вартбургское состязание в "Тангейзере", одной из лучших своих опер, в совершенно ином виде, им лично придуманном в духе немецкого средневековья. Здесь ландграф предлагает иную тему - прославить любовь, открыть ее тайну, ее сущность. Вольфрам сравнивает любовь с таинственным источником, к которому он не смеет прикоснуться устами из страха осквернить его. Коснуться его было бы слишком преступно, довольно боготворить его. Тангейзер возражает в том смысле, что не может быть любви без наслаждений, воспевает Венеру и в страстном порыве призывает всех в Венерин грот, чтобы познать сущность любви, чем вызывает всеобщий ужас и негодование против себя). Но в то же время она знакомит нас со взглядами, которые сложились на Вольфрама.

В.ф Эшенбах По-видимому, Вольфрам находился в очень хороших отношениях с ландграфом Германом. При его дворе он начал своего "Парцифаля", при его же дворе он и окончил его после продолжительного отсутствия. Как в этой поэме, так и в другой, называющейся "Виллегальм", немецкий поэт находился в большой зависимости от французских оригиналов. Оригинал "Виллегальма" был сообщен Вольфраму самим герцогом. Законченным трудом Вольфрама является только первая из двух названных поэм. Теперь мы и обратимся к ознакомлению с содержанием "Парцифаля", самого глубокомысленного произведения из всех, которые создало немецкое средневековье.

Парцифаль - сын Гамурета Анжуйского и Герцелоиды, одной из испанских королев. Злополучный Гамурет, увлекаемый страстью к военным приключениям, покидает любимую супругу, чтобы отправиться на Восток, на помощь своему другу, халифу Багдадскому. Герцелоида напрасно целых полгода ждет возвращения своего мужа. Тревожимая страшными сновидениями, она начинает ждать несчастия. И действительно, с Востока приходит весть о гибели Гамурета. Она отвечает ей раздирающими сердце воплями. Через две недели после этого и родился Парцифаль.

Она страшно боится, чтобы и сын ее не пошел по следам своего доблестного, но несчастного отца. Она хочет удалиться от всех и от всего, что могло бы возбудить в нем стремление к рыцарской деятельности, и поселяется в дремучем лесу.

Туманом солнце ей казалось;
Она всех радостей чуждалась;
Что день, что ночь, ей все равно,
В ней сердце горечи полно.

Прошло с тех пор немного дней;
В пустынный лес страны своей
Она уходит, там селится...
Но не к цветам она стремится:

Из желтых, розовых цветков
Она не вьет себе венков;
Чтоб рос в тиши, вдали от света
Ребенок милый Гамурета,
Чтоб уберечь его от бед,
Она живет, покинув свет.

Никто, по приказанию Герцелоиды, не смеет говорить при ее сыне о рыцарях. Она воспитывает его в полном незнании света. Но, несмотря на это, в мальчике зарождаются смутные стремления. Он делает себе лук, стреляет в лесных пташек, и когда какой-либо из пернатых певцов падает на землю мертвым, мальчик заливается горькими слезами. Когда он моется утром в потоке, а над ним разносится пение птиц, сладкие звуки вздымают, волнуют его юную грудь. С плачем прибегает он к милой матери, но не может объяснить ей, что с ним случилось. Мать идет на указанное им место и замечает, как сильно действует на ее сына пение птиц. Она видит признаки "влеченья чего-то жаждущей души", она боится, что это возбужденье увлечет Парцифаля к отважным подвигам. Она приказывает своим людям переловить птичек и задушить их, но Парцифаль просит оставить их в покое.

Между тем, мать дает своему сыну первые уроки и говорит ему о Боге. "Он, - говорит она, - светлее дня, но есть и другой, который зовется владыкой ада; нужно отвращать свои мысли от него и от всякого колебанья, вызываемого сомненьем". Так безмятежно вырастает ее сын.

Раз Парцифаль охотился с дротиком за оленями. Откуда ни возьмись, подъехали к нему два рыцаря и стали спрашивать его о том, какую из дорог нужно избрать им, чтобы добраться до известного места. Их шлемы и панцири озарены лучами утреннего солнца, роса сверкает на их оружии; от них как будто исходит сияние. "Он светлее дня", - проносится в мыслях Парцифаля... Быстро опускается он на колени и спрашивает у них: "Вы Бог?" Они смеются над ним и заявляют, что они - рыцари. На вопрос же Парцифаля, что такое рыцари, они дают ему объяснения. "Рыцарское звание, - говорят они, - сообщает король Артур; если вы, молодой человек, хотите быть рыцарем, идите к нему: очевидно, что вы сами рыцарского происхождения". Он удивляется рыцарям, ощупывает их коней, их вооружение, а они любуются его поразительной красотой "и находят, что еще никогда со времен Адама не было мужского лица прекраснее, чем у него". После этого они уезжают. Парцифаль с замиранием сердца следит за ними: его стремления принимают определенные формы, его покой нарушен навсегда.

Бежит он к матери своей,
О всем рассказывает ей;
Она от ужаса упала,
Ее речь сына испугала...

Тайна раскрыта, ее хитрости не привели ни к чему; она чувствует, что ее сын улетит от нее, как молодой орел. Тогда она прибегает к последнему средству. Ей невозможно больше отказывать сыну, требующему себе коня и страстно желающему ехать к королю Артуру. Но она хочет, чтобы свет разочаровал сына при первой же встрече с ним. С этой целью она делает ему такую одежду, какую носили дурачки. Она надеется, что встретив град насмешек над собой, ее милый сын снова воротится к ней. Люди, прислуживающие королеве, плачут, увидя Парцифаля в шутовском костюме. Прощаясь с ним, мать дает ему различные наставления и говорит, что он, как рыцарь, должен получать поцелуи и колечки благонравных дам. Так дивно прекрасный юноша покинул дом своей матери. Она долго смотрела ему вслед, но как только он скрылся из глаз, она упала на землю и вскоре умерла от тоски по нем.

Парцифаль, не подозревая о том впечатлении, которое произведет он на людей, едет по лесу, сопутствуемый самыми радостными, самыми светлыми мечтами. Уже на следующее утро после его отъезда с ним случилось приключенье. Он подъезжает к месту, на котором было разбито несколько палаток.

Одна из них особенно красива. Он, не долго думая, входит в нее и видит там спящую красавицу Ешуту, жену герцога Орила. "Ты должен получать поцелуи и колечки благонравных дам", - вспоминает он наставление своей матери, наклоняется над красавицей, чтобы поцеловать ее и завладеть ее кольцом.

Она просыпается в страшном испуге, принимает Парцифаля за сумасшедшего и, чтобы отвязаться от него, дает ему и поцелуй, и кольцо. Он жалуется ей на свой голод. Все еще опасаясь его, Ешута указывает Парцифалю стол, на котором он находит вино и пищу. Насытившись, Парцифаль продолжает свое путешествие. Скоро наталкивается он на новое приключение. Он видит женщину, которая склонилась на колена и безутешно плачет над убитым рыцарем. Женщина эта - Сигуна, его родственница. Она оплакивает Шионатуландера, павшего в поединке с Орилом. Парцифаль рвется в бой с Орилом, чтобы отомстить ему, но Сигуна, боясь, что юноша не справится с герцогом, направляет его в другую сторону. Едучи по указанной дороге, Парцифаль прибыл, наконец, в Нант, где в это время проживал король Артур. Но еще недалеко от города он встретился с отважным Итером. Лицо этого рыцаря бело, волосы рыжи, все же доспехи и кафтан красного цвета, красной попоной покрыт его конь. Итер дает Парцифалю поручение к королю Артуру. Дело в том, что, будучи при этом дворе, Итер схватил с Круглого стола короля золотой кубок с вином и пролил при этом вино на колени королевы. Никто из рыцарей Круглого стола не помешал ему в этом, но ему бросили в глаза упрек, и вот он поджидает теперь здесь, не явится ли для поединка с ним храбрейший из артуровых рыцарей.

Появление Парцифаля при дворе короля Артура производит сильное впечатление. Всех изумляла его красота, его стройная фигура и шутовское одеянье. Одна из придворных дам, давшая обет никогда не смеяться, не могла удержаться от смеха при виде Парцифаля и громко расхохоталась. За это напал на нее один из рыцарей и ударил ее в присутствии всего двора; ему было досадна на то, что на долю не известного никому мальчишки выпала честь, которой не удалось добиться славным рыцарям; при всем старании они не могли рассмешить этой дамы. Такая грубая расправа (рыцарем, совершившим это, был уже знакомый по очерку о романах Круглого стола сенешал Кей) возмутила Парцифаля, и он пообещался отплатить за нее. Но прежде всего он хочет приобрести красное вооружение Итера и просит короля, чтобы он позволил ему вступить в поединок с "красным рыцарем". Не без колебания король дал свое согласие. Колебался он потому, что не доверял ему, как и все присутствующие, без стеснения смеявшиеся над дурачком. После согласия короля к Парцифалю пробуждается интерес. Сама королева вместе с дамами спешит к окну, чтобы посмотреть на небывалый еще поединок. При всеобщем изумлении победителем остается Парцифаль, не имеющий никакого понятия о фехтовании, и убивает дротиком опытного бойца. Итер падает на землю мертвые, и его кровь обагряет цветы. Парцифаль завладел конем и вооружением убитого, которое надел поверх своего шутовского наряда, а золотой кубок посылает королю Артуру. Он не остается при его дворе, так как смерть отважного Итера возбудила необычайное сожаление о нем и вызвала сильные упреки, направленные на его убийцу.

Быстро, как птица, несется Парцифаль вперед. К вечеру замечает он верхушку башни, а когда появились перед ним еще несколько башен, он подумал, что они вырастают из земли, а посеял их Артур. Наконец, перед ним появляется замок. На зеленом лугу стоит развесистая липа, а под ней сидит владелец замка Гурнаманц де Грахарц (Gurnamanz de Graharz). Этот замок был своего рода школой для молодых рыцарей, где они получали подготовку, необходимую для их деятельности. Седовласый старец принимает юношу Парцифаля очень радушно. Здесь Парцифаль обучается фехтованию, искусству метать копья и объезжать лошадей. Но дело не ограничивается только этим. Его учат одеваться со вкусом и держать себя как следует в церкви, за столом и в присутствии дам. Одним словом, он проходит здесь курс уже известной нам куртуазии. Особенно предостерегает его Гурнаманц от бесполезных вопросов. После двухнедельного пребывания в гостеприимном замке Парцифаль покидает его и едет дальше, сбросив с себя вместе с шутовским нарядом и детскую наивность.

Теперь Парцифаль стал настоящим рыцарем; ему недостает только подвигов, и он едет за ними. Он едет к городу Пельраперу, столице Бробарцского королевства, в котором царствует королева Кондвирамурс* (* Из старофранц. Coin de voire amors, настоящая точка зрения на любовь, идеал истинной любви). Она прекрасна; она цветет, как роза, покрытая сверкающими капельками утренней росы. Но ей грозят большие бедствия; она уже испытывает их, так как осаждена в своей столице неприятелем, желающим довести осажденных до голода и таким образом заставить их сдаться. Для Парцифаля это находка. Он берет прекрасную королеву под свою защиту. В поединке Парцифаль побеждает неприятельских вождей и посылает их ко двору короля Артура, к той девушке, которая была оскорблена ударами грубого рыцаря в его присутствии. Все побежденные им должны изъявлять свою покорность этой девушке. В пылу негодованья он дал обет отплатить за нанесенную ей обиду, и вот теперь он исполняет свой обет. Город освобожден от врагов, и прекрасная королева отдает свою руку юному герою.

Но влеченье к подвигам и желание повидаться с матерью увлекают Парцифаля вперед. Он едет так скоро, что птица с трудом настигает его. Вечером он подъехал к озеру. На берегу его расположились рыбаки. Один из них, грустно склонившись, сидит на своем корабле. Его одежда так богата, будто ему подчинены все страны. Парцифаль вступает с ним в беседу и спрашивает, где бы мог он найти себе пристанище. Рыбак указывает ему на неровную скалистую дорогу; направляясь по ней, Парцифаль приедет к замку и найдет в нем убежище. Он едет по указанному пути и приезжает к замку Грааля, но сам не знает о том, куда он приехал. Спустили подъемный мост. На замковых дворах тихо; между каменьями растет трава, впечатление получается такое, будто отсюда навсегда изгнаны и радость, и рыцарские потехи. Но проникнув внутрь замка, Парцифаль находит в нем такое великолепие, которое еще никогда не представлялось человеческим взорам. В парадной зале, освещенной тысячью люстр, собрались рыцари и дамы. Перед камином, в котором горели дрова сандального дерева, лежал больной, покрытый дорогой шубой, король Амфортас; на голове его соболья шапка, а на ней сверкает необыкновенный рубин. В короле Парцифаль узнает рыбака, указавшего ему путь к замку. Больной приглашает гостя сесть около себя; кругом располагается много рыцарей. На глазах Парцифаля происходят совершенно непонятные явления. В дверь входит оруженосец; в его руках копье, по рукояти которого стекает кровь. Со всех сторон поднимаются при этом громкие вопли печали. Обнеся копье вокруг всех, оруженосец покидает залу. Дверь отворяется снова, и в залу входит длинная вереница прекрасных девушек, одетых в алое сукно и бархат, с венками из цветов на головах... Они несут драгоценную утварь: золотые подсвечники с горящими свечами, два столбика из слоновой кости, доску из прозрачного камня, которую они опускают на столбики перед королем, и два серебряных ножа; эти ножи острее стали, и девушки кладут их на стол.

За ними шествует царица.
Как светозарная денница,
Ее чудесный лик сиял:
Казалось всем, что день настал.

Девицы перед ней покров
Несут; он соткан из шелков
Арабских; цвет его зеленый
Ласкает взор наш восхищенный.

И над покровом пышным тем
Она песет желанный всем,
Дли всех таинственный предмет;
К нему стремится целый свет;
Отрадой служит он и раю;
В нем совмещен, но как, не знаю,
Конец с началом. Тот предмет
Зовется Граалем...

Перед Граалем несут шесть стекляниц с горящим бальзамом. Она ставит Грааль перед королем и становится среди девушек. Зовут ее Repanse de Schoye, т. е. разливающая радость. Она - внучка первого короля Грааля, Титуреля, сестра Герцелоиды и Амфортаса.

Рыцари садятся за сто накрытых столов, по четыре за каждый. На маленькой тележке привозят золотую посуду. Грааль дает пищу и питье. Сто оруженосцев служат перед Граалем; каждый отправляет свою должность за одним из столов; к чему только они ни протянут руки - к еде или питью, все посылает им Грааль в чаши и на блюда. Но, несмотря на все окружающее великолепие, в зале царит какое-то уныние. Парцифаль видит перед собой больного короля, замечает всеобщее молчание, но не спрашивает ни о чем. Его натура, прямая и честная, не выдержала бы такого состояния; будь он сам собой, он непременно спросил бы о причине совершающихся перед ним и непонятных ему явлений. Но ему мешает нарушить свою сдержанность светское воспитание: он помнит завет Гурнаманца не предлагать бесполезных или неуместных вопросов. Светское воспитание сковывает его язык. Наконец пир был кончен, и все было вынесено из залы так же торжественно, как было принесено туда. Гостеприимный хозяин дарит своему гостю превосходный меч, который он носил сам в те счастливые, давно закатившиеся дни, когда он был здоров. После этого король отпускает его на покой.

Ему прислуживают оруженосцы благородного происхождения, раздевают его, и он засыпает на великолепной королевской постели. Но тяжкие сновидения волнуют его душу, пугают его.

Солнце стояло высоко на небе, когда он проснулся. Напрасно он ожидает услуг. На ковре лежит его вооружение, которое он сам должен надеть на себя. Одевшись, он проходит несколько горниц, но все они пусты, как будто все вымерло кругом. Вокруг полная могильная тишина. У лестницы привязан его конь; тут же его щит и копье. Он садится на коня и, как во сне, выезжает на подъемный мост. Быстро поднялся за ним мост. Вслед Парцифалю раздаются бранные слова слуги; он называет его гусем* (* Очевидно, прозвище гуся было самым обидным в рыцарском обиходе. Вспомним Вартбургское состязание певцов. Невольно вспоминается прозвище гусака, так разобидевшее гоголевского Ивана Ивановича. "Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие, и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?") за то, что он не задал ни одного вопроса. Парцифаль не понимает этих слов; он едет вперед, погруженный в свои размышленья... А между тем, от одного его вопроса зависело все его счастье, зависело вечное спасение. Спасение само шло навстречу ему, оно открывалось ему в Граале, но он остался равнодушным, он был слишком занят светскими думами, и душа его не раскрылась для воспринятия глубокой веры. Смутно догадывается он, что им утрачено что-то бесценное, что он упустил редкий миг в своей жизни, но какое благо упустил он, этого решить он не в силах. Сначала он думал было вернуться в замок Грааля по следам своего коня, но следы разделились, а вскоре и совсем исчезли. Его думы были прерваны плачем женщины. Посмотрев в ту сторону, откуда доносился плач, он увидел под липой Сигуну. Она все еще не нашла утешения в своей скорби. Эта встреча послужила Парцифалю на пользу. Сигуна объяснила ему, что он, не сделав вопросов по поводу виденных им чудес, упустил великое счастье. Кроме того, она упрекнула его в бессердечии, в том, что он остался безучастным к страданиям своего дяди Амфортаса, которого он исцелил бы от всех страданий одним своим вопросом. Слова Сигуны вызвали в нем глубокое раскаяние.

Еще так недавно Парцифаль стремился к одним подвигам и славе. В его душе не было места для любви. Она не раскрылась, как цветок навстречу солнечным лучам, навстречу благодати. Теперь в нем совершается перемена. Его душа раскрылась для любви. Он томительно стремится к Граалю и к покинутой им Кондвирамурс. Раз, когда он проезжал лесом, выпал свежий снег. Перед Парыифалем сокол охотился за целой стаей диких гусей. Один из гусей уже настигнут им, и из его раны падают на чистый снег три капли крови. Видя, как снег окрашивается кровью, как белое соединяется с красным, рыцарь вспоминает цветущее лицо своей Кондвирамурс. "Кондвирамурс, - восклицает он, - я вижу здесь твое лицо". Парцифаль впадает в какое-то мистическое оцепенение. Он не видит и не слышит ничего, что происходит вокруг него; словно сонный, с приподнятым копьем, держится он на лошади и все смотрит на капли крови. Недалеко от этого места расположился лагерем король Артур с рыцарями Круглого стола. Им сообщили, что в лесу находится рыцарь, приготовившийся к бою. Двое самых неукротимых рыцарей, Сегреморс и наш знакомец Кей, ударивший в присутствии Парцифаля засмеявшуюся девушку, выезжают, чтобы биться с неизвестным рыцарем. Ни крики, ни удары рукояткой копья не выводят Парцифаля из его оцепенения. Только случайный поворот коня отвлек взор его господина от капель крови, и Парцифаль, увидевший перед собой двух угрожавших ему рыцарей, напал на них и повалил их обоих. Кей сломал себе при падении руку и ногу; это было как бы возмездием за удары, нанесенные им девушке. Но Парцифаль снова увидал капли крови и снова погрузился в свое прежнее оцепенение. Только прибывший сюда и дружественно расположенный к нему рыцарь Гаван понял, в чем дело, набросил шелковый платок на капли крови и таким образом восстановил душевное равновесие Парцифаля. Последний пришел окончательно в себя и узнает, что навстречу к нему выезжает король Артур со всем споим двором. Этой чести удостаивают его за те подвиги, слава о которых дошла до слуха короля. Король даже сам видел жертвы его рыцарской доблести, так как Парцифаль решительно всех побеждавшихся им людей отсылал к королю Артуру. Таким образом, Парцифаль снова очутился за Круглым столом, среди доблестных рыцарей.

Но пир рыцарей был внезапно прерван появлением посланницы Грааля Кундрии (Cundri la Sorziere, т. е. колдуньи, волшебницы). Мы уже описывали словами самого поэта ее внезапное появление, ее безобразную наружность. Она объявляет присутствующим, что рыцари Круглого стола обесчестили себя, так как приняли в свою среду Парцифаля, и проклинает последнего за то, что он не сделал в замке Грааля ни одного вопроса по поводу всего им виденного. Парцифаль сразу же чувствует себя одиноким среди блестящего рыцарского общества. Слыша слова Кундрии, многие рыцари и дамы смотрят на него с сожалением. Сам Артур и королева опечалены тем, что Парцифаль по своей собственной вине лишился высочайшего счастья. Но Кунневара (девушка, за оскорбление которой он мстил) и друг Гаван не только сожалеют о нем, но и стараются поддержать его упавший дух; они убеждают его положиться на Бога. "Что такое Бог? - в гневе и отчаянии восклицает Парцифаль. - Если бы он был всемогущим, он не допустил бы этого! Преданно я служил ему, а теперь отказываюсь от служения ему; пусть он ненавидит меня; буду сносить его ненависть!" В отчаянии, порвав связи с Богом и людьми, покинул он веселый круг короля Артура. Его все еще преследовали злые и насмешливые слова Кундрии: "Позор твоему светлому лицу и твоему мужественному росту! Я думала, что я безобразнее тебя, но выходит, что я лучше тебя. Скажи мне: когда перед тобой сидел неутешно печальный рыбак, почему ты не обратился к нему со словами утешения? Неверный гость, неужели ты не сжалился над горем своего хозяина? Он дал тебе меч, которого ты не заслужил. Ты видел, как несли перед тобой Грааль, видел серебряные ножи и окровавленное копье, но не сделал ни одного вопроса! Пусть язык выпадет у тебя изо рта! Один вопрос принес бы тебе больше, чем стоят все земные блага. Теперь честь твоя заболела, никакой врач не может исцелить тебя. Горе в том, что так опустился, так обесчестил себя сын Герцелоиды! О, Монсальваж* (* Munsalvaesche происходит от латинского выражения mons salvationis, что значит гора спасения), предел горести, - увы! - никто не может утешить тебя".

На этом прерывается на время история Парцифаля, и автор подробно останавливается на подвигах Гавана. Это описание представляет большой эпизод в поэме, который мы совершенно опускаем в своем изложении.

Проходит целых пять лет. Земное счастье покинуло Парцифаля. Он преисполнен злобой против церкви, негодования против Бога и посылает яростные проклятия тем, кто его проклял. Он переживает, по выражению самого поэта, период "сомнения".

В таком состоянии духа Парцифаль въезжает в пустынную и скалистую долину. Здесь он встречается с толпой странников-богомольцев. Все они босы и одеты в грубые серые кафтана. Увидя Парцифаля, одетого в полное рыцарское вооружение, один из странников, почтенный седовласый рыцарь указывает ему на неприличие его одежды, на то, что в такой святой день (дело происходит в Великую Пятницу*) (* Великая Пятница упоминается в эпических произведениях средневековых певцов довольно часто. См., напр., в изложении поэмы о Рауле Камбрейском, а также о Жераре Руссильонском) не следует разъезжать в полном вооружении. Парцифаль резко отвечает ему: "Что мне за дело до начала года, до числа недель, до наименований дней? Когда-то я служил Единому, который называется Богом; мне говорили, что он может помочь мне, но вместо помощи он послал мне позор". Тогда рыцарь напоминает ему о Боге, "которого родила Дева", напоминает ему о том событии, воспоминанию о котором должен быть посвящен настоящий день.

Коль не язычник вы, тогда
Меня поймете без труда.
Отправьтесь босиком сейчас
Туда, где были мы как раз.
Совсем отсюда недалеко
Живет пустынник одиноко.

Он может вам совет подать;
Ему вы все должны сказать,
И видя ваше сокрушенье,
Он вам дарует отпущенье.

На приглашение рыцаря посетить его палатку Парцифаль отвечает отказом. Однако, оставшись одиноким, он стал вдумываться в упреки и советы почтенного рыцаря. Он едет тихо, опустив поводья своего коня,

Он думал: если так силен
Господь, и если знает Он
Все помышления людей
И правит волею зверей,
И может привести коня
На путь желанный для меня,
Его готов я прославлять, -
Он может помощь ниспослать!

Господь, как добрый кастеллан,
Нам верный путь укажет сам,
Он сам нас к цели приведет;
Иди же, добрый конь, вперед!

Конь, предоставленный самому себе, приходит к пещере, в которой Треврицент приуготовляет себя к небу. Парцифаль согревается у огня пустынника, в котором узнает своего дядю, узнает от него о чудесах Грааля и знакомится с историей рода Титуреля. Пустынник сообщает ему также о смерти его матери. Полная тишина и уединение успокаивают Парцифаля; речи пустынника содействуют его внутреннему преображению. Его душа воскресает и оживляется чувством пламенной веры. Незаметно проводит он в гостях у святого человека целых четырнадцать дней. Питаются они травой и кореньями, вырываемыми ими из-под снега. Из пещеры пустынника Парцифаль выносит душевный покой: он уходит оттуда "с душой, открытой для добра".

Но протекло еще пять лет в подобных же подвигах и с подобными же приключениями. И вот мы снова видим Парцифаля за гостеприимным столом короля Артура. Так же роскошен королевский пир. И на этот раз во время пира приезжает Кундрия la Sorziere, но приезжает она теперь не со злобой и проклятием, но как вестница мира и радости. Она призывает Парцифаля быть королем Грааля: теперь он вполне достоин этой чести; на самом Граале появились письмена, призывающие Парцифаля на царство.

Со слезами радости на глазах отправляется Парцифаль с Кундрией в замок Грааля. Еще до прибытия их на Монсальваж, в лесу, который они проезжали, их радостно встретила толпа рыцарей-тамплиеров, вышедших им навстречу. Он приветствует их, и его привет кажется всем благословением. Все смотрят на него как на нового короля. Болезнь их старого короля снова обострилась, В замковой зале, в которую вступил Парцифаль, приняты все меры к облегчению страданий короля Амфортаса. Всюду разбросаны ароматные травы. Горит алойное дерево. Ложе Амфортаса усыпано драгоценными каменьями, обладающими целебной силой. Все напрасно. Но когда Парцифаль задает ему вопрос, которого не задал при первом свидании, Амфортас не только выздоравливает, но и снова становится молодым. Этому чуду предшествовала горячая молитва Парцифаля о больном перед Граалем. Амфортас снова бьется на копьях, как бился в былые годы, но уже в честь Грааля, а не дам.

От Кундрии Парцифаль узнал, что после его разлуки с Кондвирамурс у последней родились двое близнецов. Теперь же, когда Парцифаль находился в замке Грааля, ему возвестили, что Кондвирамурс разыскивает его. Услышав об этом, Парцифаль едет на встречу к ней. Описание их встречи считается по справедливости одним из лучших мест поэмы. Встреча состоялась рано утром в той палатке, в которой расположилась Кондвирамурс. Когда Парцифаль вошел в палатку, его жена еще спала. Тут же были и оба ее сына. Радостно вскочила она с постели, радостно встретила своего супруга.

"Мне счастье вновь тебя вернуло!
Ты - радость сердца моего!"
Так приняла она его.
"За твой уход должна бы я
Была сердиться на тебя,
Но не могу. Благословенны
Мгновенья дивной перемены!

Благословляю этот день:
Он отогнал унынья тень!
Сбылись сердечные желанья,
Заботы нет, и нет страданья".

Громкая речь матери разбудила обоих сыновей Парцифаля, Кардеиза и Лоэнгрина* (* В оригинале Loherangrin. Мы предпочли общепринятую теперь форму этого имени). Поцелуй соединил Парцифаля с Кондвирамурс, так долго живших в разлуке друг с другом.

После этого Парцифаль передал Кардеизу Анжуйское королевство, Лоэнгрин же должен будет впоследствии наследовать ему в царстве Грааля. Все отправляются на Монсальваж. По дороге Парцифаль находит мертвую Сигуну, идеал женской верности, и хоронит ее рядом с Шионатуландером. Обитатели замка устраивают своему новому королю торжественную встречу. Торжества приобретают особенное значение и особенный блеск, так как сопровождаются крещением в христианскую веру Парцифалева брата, доблестного Фейрефиса, сына Гамурета и мавританской королевы Белаканы. Крещение совершается в Храме Грааля. Перейти в христианскую веру побудила Фейрефиса любовь к прекрасной Repanse de Schoye, увенчавшей его за подвиги. Они вступают в брак и отправляются в Индию, где Фейрефис распространяет христианскую веру. Парцифаль и Кондвирамурс царствуют на Монсальваже и воспитывают обоих своих сыновей, Кардеиза и Лоэнгрина, в духе благочестия и рыцарских заветов.

В заключение своей поэмы Вольфрам фон Эшенбах рассказывает кратко о посылке Лоэнгрина в Брабант на помощь к молодой и прекрасной герцогине.

Таково в общих чертах содержание "Парцифаля". Следует иметь в виду, что мы совершенно опустили огромный эпизод о Гаване, о его рыцарских подвигах, занимающий добрую половину поэмы. Вообще, это произведение в целом его виде тяжеловесно и подавляет обилием фактов. Особенно щедр Вольфрам на описания всякого рода - на описания оружия, платья, коней и т. п.

Вольфрам изображает нам в этой поэме рыцарство во всем его блеске, на высоте его положения. Но широкая и пестрая картина рыцарской жизни не была единственной задачей автора. Он хочет этими образами высказать свою любимую идею, свое глубокое убеждение. По отношению к этой идее можно провести известную параллель между "Парцифалем" Вольфрама и "Фаустом" Гете. Фауст смутно стремится к чему-то, чего-то ищет, бросается от наслаждения к наслаждению и наконец отыскивает смысл жизни, отыскивает свое счастье. Оно не в любви прелестной, беззаветно преданной и глубоко несчастной Маргариты, оно не в дивно прекрасной, гордой и властной Елене, оно не в славе, не в собственности, оно - в труде, в труде упорном, постоянном, на пользу людей, на пользу всего мира. "Важность в подвиге, - говорит Фауст Мефистофелю, - а не в славе. Но тебе не узнать ни нужд, ни желаний человека! Слушай. Я глядел на море. Волны вздымались и, раскачавшись, выплескивались далеко на отлогий берег, потом мчались обратно. Через некоторое время происходило то же самое, еще спустя немного - опять то же. Мне стало досадно: необузданная стихия действует без цели и без пользы; бесплодная сама, распространяет бесплодие и на земле. Здесь, подумал я, стоило бы вступить в борьбу, одержать победу! И это возможно. Я решился отнять у моря прибрежные владения его. Помоги мне". Его постигают недуги старости, он слепнет, но верен своему желанию. "Какая темнота! - говорит он. - Но в душе моей тем светлее!" Мефистофель сзывает лемуров. С факелами в руках они роют Фаусту могилу. Слыша стук заступов, слепой Фауст воображает, что работники приступили к исполнению его плана. Мефистофель удерживает его в трагическом заблуждении. "Там, у гор, есть гнилое болото - говорит Фауст. - Надобно осушить его, миллионам людей доставить место для жизни, если не безопасной, то, по крайней мере, деятельной. Я весь предаюсь этой мысли. Последний вывод мудрости состоит вот в чем: жизнь и лучшие дары ее должны быть в каждом человеческом возрасте наградой беспрерывных трудов, ежедневной опасной борьбы с препятствиями. О, как я желал бы жить среди целого народа таких свободно-ревностных деятелей; тогда я мог бы сказать мгновению: Не улетай, ты так прекрасно - след мой на земле не исчезнет в продолжение веков! В предвкушении столь высокого блаженства наслаждаюсь я теперь наивысочайшим мгновением".

Парцифаль - Фауст XIII века. Это все тот же бессмертный человеческий тип, высший тип человечества, не удовлетворяющийся настоящим, вечно стремящийся вперед к совершенно неясному, но смутно чувствуемому идеалу. Парцифаль, как и Фауст, заблуждался, глубоко падал, переживал тяжелую пору сомнения и, как Фауст, наконец нашел свой идеал, достиг наивысшего мгновения своей жизни. Идеал его - высшее, духовное рыцарство, Св. Грааль, религия. Выше всякого земного великолепия, выше всякого героизма стоит героизм веры, стоит религия. Вот основная идея "Парцифаля". Св. Грааль - аллегория религии. Сомнение неизбежно, но сильный дух побеждает его. Душа человека мощного проходит сквозь сомнение, как золото сквозь огонь; она становится еще чище, еще светлее, еще ближе к своему божественному первоисточнику. Верное служение отысканному, наконец, идеалу, постоянное, упорное стремление дойти до него спасают человека. Это два сильных крыла, поднимающие человека над землей и возносящие его в обитель вечного блаженства.

Сомнение не сгубило души Фауста, не сгубила ее близость с духом ада, Мефистофелем, духом отрицания и разрушения, духом враждебным вечно созидающей жизни. С небесных высот спускаются ангелы за душой Фауста, тело которого лемуры опустили в могилу.

Небесные духи: Несите, вестники неба, несите грешнику прощение Всемилосердного! Разлейте на все существа действие вашего присутствия.

Мефистофель: Что за противные звуки? Что за сияние? А, летят те, которые у меня отняли уже не одну добычу! Вы, черти, держите ухо востро!

Небесные духи (рассыпают расцветшие белые розы): Рассыпайтесь, живительные розы небесной любви, розы вышней благодати! Несите почившему весть спасения, весть рая!

И Парцифаль был отмечен небом. На Граале появляются письмена, возвещающие о том, что ему надлежит сделаться королем Грааля, стать во главе таинственного ордена рыцарей, стряхнувших с себя все земное, живущих в лучах неиссякаемой Благодати.

Но есть одна невольно бросающаяся в глаза разница между ними. Фауст доходит до окончательного убеждения только своими собственными силами, своей личной волей, своим разумом, несмотря на мешающее ему на каждом шагу злое начало, олицетворенное в Мефистофеле. Рай не шел к нему навстречу. Парцифаля же, сомневающегося и отрицающего Верховное Существо, направляет на светлый путь истины посторонняя воля: припомните укоризны и убеждения седовласого рыцаря, припомните роль пустынника Треврицента. По крайней мере, этой посторонней воле принадлежит первый почин в деле спасения Парцифаля. Увлеченный ей, он кается в своих заблуждениях, и это покаяние ведет его к спасению. Рай сам идет навстречу к нему. Парцифаль вступает в него при посредстве церкви. В отмеченной разнице отразилось различие эпох, светочами которых были Гете и Вольфрам фон Эшенбах-

Теперь нам вполне понятны слова, сказанные про Вольфрама одним из современных ему поэтов: "Laienmund nie besser sprach" ("Никогда уста мирянина не говорили лучше").

"Парцифаль" вполне характеризует Вольфрама и его поэзию. На другой его крупной, но неоконченной поэме "Виллегальм" мы не остановимся. И это произведение, подобно первому, представляет яркое изображение рыцарства. И оно было вызвано французским влиянием: и французские песни воспевали Св. Вильгельма, графа Аквитанского, сражавшегося в 763 году между Каркасоном и Нарбонной с сарацинами. Виллегальм еще тяжелее Парцифаля. В противоположность колеблющемуся и ищущему Парцифалю Виллегальм - вполне сложившийся, отлившийся в определенную форму человек. Необыкновенно симпатичной чертой его является терпимость к магометанам: он считает великим грехом избивать их, как животных; он великодушно заботится о том, чтобы павшие в битве враги были достойно погребены по их собственному обряду. Очевидно, крестовые походы оказали свое влияние. Напрасно мы искали бы чего-либо подобного в "Песне о Роланде".

Вольфрам был врагом куртуазии или, вернее сказать, ее крайностей. Мы уже знаем, как требование куртуазии воздерживаться от неуместных вопросов повредило Парцифалю во время первого пребывания его на Монсальваже. Вольфрама возмущала искусственность куртуазии, и он предпочитал ей естественное человеческое чувство. В одном из отрывков, носящих общее название "Титуреля", он изображает любовь бесконечно верной и постоянной Сигуны и ее милого Шионатуландера. Они горячо любят друг друга, но куртуазия требовала, чтобы любовь женщины была завоеванным счастьем, чтобы мужчина приобретал ее подвигами. Их воспитатели отнеслись сочувственно к нежной любви молодой четы, но само собой разумелось, что этого сочувствия еще мало и любовь необходимо заслужить. И вот Шионатуландер начинает служить своей даме, о чем говорится уже в другой песне. Шионатуландер поймал в лесу охотничью собаку. Сигуна начинает читать надпись на прекрасной ленте, повязанной у собаки, но последняя вырывается и убегает. Сигуна требует, чтобы Шионатуландер поймал ее; в награду за это она и обещает ему любовь. Она не подумала о том, что без нужды подвергает своего милого страшной опасности среди тернистых кустарников, произраставших в лесу. Несчастье и совершилось. Не будь светских условностей, Сигуна и Шионатуландер были бы счастливы.

Таков Вольфрам, гордый своим рыцарским происхождением; он ставит рыцарские подвиги выше поэтической деятельности, но все же отдается последней, увлекаемый своей поэтической натурой; он предъявляет рыцарству высокие требования и подвиги во имя религии ставит неизмеримо выше подвигов в честь дамы; он осмеивает и осуждает некоторые черты современного ему рыцарства, особенно же - крайности куртуазии. Идея, положенная им в основу "Парцифаля", своего главного произведения, в которое он вдохнул свою душу, необыкновенно возвышенна и сближает его с гениальным творцом "Фауста". Только внутренняя очищающая душу борьба, только вечный труд и неустанное стремление могут завоевать человеку то начало вечности, которое проявляется на земле. Но, конечно, идея эта неизмеримо полнее и художественнее выражена у Гете. Вольфрам - крупный писатель, но приравнивать его к Гете, Шекспиру и Данте, как это делают некоторые германские исследователи, разумеется, нельзя.

Точно указать время смерти Вольфрама фон Эшенбаха невозможно. Мы знаем только, что он пережил своего покровителя, тюрингенского ландграфа Германа, умершего в 1216 году: он говорит о его смерти в своем "Виллегальме". Герману наследовал его сын, ландграф Людвиг. Он представляет собой один из симпатичнейших образов средневековой истории. Это тот же самый тип, который в следующем поколении полнее осуществил собой Людовик Святой, король французский: целомудренная и глубоко совестливая натура, набожный и всегда готовый обнажить меч, когда этого требовал долг государя и христианина, нежный муж и неутомимый рыцарь, часто покидавший семью по делам своего княжества и по призыву своего императора, милосердный и миролюбивый, но в то же время твердый по отношению к несправедливым притязаниям даже церковных властей и вообще необыкновенно чуткий к принципу справедливости, он как будто олицетворял собой то высшее, духовное рыцарство, которое воспел в своем "Парцифале" Вольфрам. Подобно Людовику французскому, и он был причислен католической церковью к лику святых. Его женой была Св. Елизавета, лучший цветок средневекового благочестия, заступница усердная всех бедных, всех оскорбленных и униженных. Конечно, двор при таких правителях должен был изменить свою внешность.

Наступила реакция тому веселью, той жизнерадостности и даже распущенности, которые господствовали при дворе покойного ландграфа Германа. Под сводами Вартбурга уже не раздавались более песни миннезингеров. Поэты стали разлетаться, как перелетные птицы при наступлении меланхолической осени. Покинул Вартбург и Вольфрам, чтобы поселиться на родине. Здесь он и умер между 1219 и 1225 годами. Похоронили его во Frauenkirche в Эшенбахе. В ХIII веке эта местность перешла во владение немецкого ордена, и могила поэта заботливо охранялась им. В XV веке один из баварских рыцарей, по имени Пюттерих, бывший поклонником Вольфрама, посетил могилу поэта. Он говорит, что на ней был изображен герб Вольфрама и была начертана надпись; последней он не приводит, но говорит только, что не мог прочесть года смерти поэта. Нюрнбергский патриций Кресс сообщает в своем "Путешествии", что 5 августа 1608 года он посетил могилу Вольфрама, и приводит следующую надпись, высеченную на могильном камне: "Hier liegt der streng Ritter herr Wolffram von Eschenbach ein Meister Singer" ("Здесь лежит строгий рыцарь господин Вольфрам фон Эшенбах, мейстерзингер"). Таким образом, могила поэта была поддерживаема около четырехсот лет, а может быть, и долее. Теперь не осталась от нее никакого следа, и сама церковь подверглась капитальному переустройству. Так всемогуще и всесокрушающе время!