Дышать душой - Нагано интерпретирует Лоэнгрина по-немецки

0
lohengrin.jpg

Штатсопера Гамбург, 13.11.16 - Генрих - Wilhelm Schwinghammer, Лоэнгрин - Roberto Sacca,
Эльза - Ann Petersen, Тельрамунд - Wolfgang Koch, Ортруда - Tanja Ariane Baumgartner,
Герольд - Vladimir Baykov

Классная Комната Конвичня, немножко припылённая (премьера 1988), но пока функционирует:
умные и забавные идеи, логичная психология, отличная хореография. Так много писано
об этой инсценировке, что зрители доволно равнодушны - ни восторга, ни возмущения.
Как иначе можно воспевать сегодня „das deutsche Schwert“, а всё-таки, несмотря на иронию,
класс (и опера) пахнет Германией.

Наивные, непокорные школьники в коротких штанах должны испытать столкновение между
идеалом и реальностью и расти. Они двигаются так непринужденно и нагло на сцене,
изумляются и верят и сомневаются как дети, и как у детей всё может повернуться
по-другому и превратиться в агрессию. Они никому не подконтрольны и тут главный герой.
Хор, как у Троянцев Берлиоза, почти всегда присутствующий и доминирующий -
чудесно дифференцирован и чёток, и, соответственно, отмечен публикой.

Вместе с другими звездами вечера: оркестром и дирижёром. Уже увертюра решила все:
Нагано начал медленно, очень медленно, тихо, прямо неощутимо, и нежно и неуловимо
увеличивал интенсивность, избегая соблазнений сладостью и избыточностью, с ясным и
транспарентным звуком провёл увертюру до конца, плетя очаровательную мелькающую сеть
тонами и ощущениями, как в естественном процессе дыхания - такого я еще не переживал,
и публика, пристальная в оглушительной тишине, дышащая душой, после 9 минут, задыхающаяся,
была привлечена и влюблёна. Зал вдыхал музыку, как аромат таинственного Шварцвальда.
В течение пьесы дирижёр показал и чувства в музыкальных эффектах и немецкую традицию,
но всегда возглавлял оркестр связно, прозрачно и точно, и последнее не было так просто,
потому что хор часто пел закулисно и связь осуществлялась посредством монитора.
Оркестр играл весьма собранно, звучание было превосходны, так, по-моему,
Нагано стоит в первом ряду современных интерпретаторов Вагнера.

После оркестра и хора публика, и по праву, одобрила Тельрамунда и Ортруду,
выдающихся не только голосом, но и актёрским исполнением. Schwinghammer
как и ожидалось и как следует, но Эльза неубедительная, не просто для меня,
хотя тембр голоса всегда вопрос вкуса. На Лоэнгрина взяли классического
итальянского тенора, совсем не герой, дивно плавящийся, тающий тембр,
и нам не надо было ждать „In fernem Land“, чтоб понять почему:
он является в этой декорации единственным взрослым из чужого мира, видно,
что для него важна только любовь. Итак, он совсем не немец и поэтому
быстро теряет контроль над народом и женой.

На этом чарующем вечере Нагано оживил немецкую романтику, хотя Штатсопера
действительно не смогла поставить романтической оперы в смысле Вагнера,
и возможно мы увидели скорее Лоэнгрина Генриха, чем Томаса Манна
(https://www.youtube.com/watch?v=tH5jx-I1Z3o),
но интересно для меня, и немного удивительно, что постановка, бесконечно
обсуждаемая и названная „самой худшей в истории“ уже не могла вызывать
глубокие эмоции, незаметно стала классической и через 20 лет, потихоньку,
обогатила наш взгдяд на пьесу и её характеры.

И ещё, как и следует для классики, она открывает вид за актуальные события.
Нам показано, как просто добиться инфантильного, слепого уважения,
если какой-то фюрер или вождь хочет „Brabant make great again“
(или другую империю), но как при этом можно быстро потерять
связь с подданными - и как это опасно для него самого.

Воскрешение романтизма: гений нации?

Судя по Вашей рецензии, уважаемый abbegaliani, в этой постановке возникает вновь типично-романтическая тема со/противопоставления Севера и Юга, германских и романских народов / наций (Германия/Британия -Италия/Эллада/средиземноморье) -- как это было когда-то у Гёльдерлина ("Гиперион") или мадам де Сталь ("Коринна").

Фальшивый героический тенор,

уважаемая Olga, - лёгкая ирония, но спасибо за ассоциацию и очень интересный вопрос. Романтизм был слышен, но противопоставления я там не усмотрел и вообще сомневаюсь, что оно играет какую-то роль в операх Вагнера. Но в конце концов вы, конечно, правы.

Теории о качествах и свойствах народов уже немножко старше, немецкие романтики напротив, обнаруживали национализм и чёрную сторону души, прославяли прошлое, природу, чувство и критиковали капитализм. Они ненавидели Францию, потому что революция устроила буржуазное, т.е. наше современное общество. Вера заменилась наукой и сомнением, традиция и доверие непонятной юстицией, природа разрушена, цельная жизнь и человек раскалывается, разделясь между личной и общественной жизнью, и так возникли в общем очень мерзкие вещи. Политики например.
И женщины начинали возражать. В связи с этим я вижу ваши примеры.

В „Коринне“ показана эманципированная женщина, и „De l'Allemagne“ пропаганда против Наполеона. Мадам де Сталь хотела выявить недостатки
французцкой империи. Книга в Германии довольно неизвестна, но долго влияла на мнение французов о нас. Здесь она изобрела слова „народ поэтов и мыслителей“.

Hölderlin: „Так я оказался у немцев. Я не требовал многого и ожидал найти еще
меньше. Смиренно пришел я, словно слепой изгнанник Эдип к воротам
Афин, где его приняла под свою сень священная роща и встретили высокие
души... Насколько иначе было со мной! Варвары испокон веков, ставшие
благодаря своему трудолюбию и науке, благодаря самой своей религии еще
большими варварами, глубоко не способные ни на какое божественное чувство
... испорченные до мозга костей, оскорбляющие как своим излишеством, так и
своим убожеством каждого нравственного человека, глухие к гармонии и
чуждые ей, как черепки разбитого горшка,— таковы, Беллармин, были мои
утешители.
Это жестокие слова, но я все же произношу их, потому что это правда: я не
могу представить себе народ более разобщенный, чем немцы. Ты видишь
ремесленников, но не людей; мыслителей, но не людей; священнослужителей,
но не людей; господ и слуг, юнцов и степенных мужей, но не людей; разве это
не похоже на поле битвы, где руки, ноги и все части тела, искромсанные,
лежат вперемешку, а пролитая живая кровь уходит в песок?“

Элегантно сформулировано, впрочем, думаю, Вагнер придерживался того же мнения, и в этом смысле он был романтиком. В его трудах мы можем найти много романтических аспектов, но со/противопоставлению Севера и Юга, по-моему, нет. Даже нет в „Кольце“, которое содержит всё: миф и историю, природу и капитализм, конститутионное право и кровную месть, Шопенгауера и Фрейда и тп и тп. Вагнер показывает проблемы героя (Риенци), любящих женщин (Сента, Елизабета, Эльза), художника (Тангейзер, Лоэнгрин). Cтранные слова в конце „Мейстерзингеров“ он включил по желанием Козимы, и они относятся к музыке и господству дворянства.

А всё-таки я не хочу тут задёрнуть занавеску, так как остаются ещё проблемы. Мы же не знаем, что жужжало в голове Вагнера, возможно он сам чувствовал это противопоставление, или что-то похожее, или думал в этих категориях, так же, как и вы, поэтому считаю не лишним проследить тему дальше.

Во-вторых есть вопрос, почему оперы его в течение 60 лет были инсценированны с акцентом на немецкое превосходство и отвратительный национализм: по-моему это извращение смысла, заложенного автором. Для меня все эти мечи и короли с золотыми кастрюлями на головах- просто бутафория, но Байройт долго видел это по-другому. Может быть я чего-то не понимаю? Я или другие?

В этом свете наш гамбургский Лоэнгрин показывает не только явление высокого мира, но и тоже нас. Война, власть, интриги, ревность, зависть, слепое доверие и рациональные интерессы. Конечно же тут этические принципы тщетны, и эмиссар бога - или художник - должен потерпеть крах. Если бы мы читали опять описание постановки Лоэнгрина в „Верноподданном“ Генриха Манна - это сатира - мы увидели бы в инсценировке Konwitschnys также сатиру, и именно на эти старые интерпретации, которые доминировали 60 лет. Мы могли бы тут найти все абсурдности и противоречия „немецкого мышления“, а когда у нас дурное настроение, может быть и у Вагнера.

"итальянец-Лоэнгрин"

Спасибо Вам, уважаемый abbegaliani, за интересный и подробный ответ! Поскольку постановки я не видела и ориентировалась только на Ваш текст, мой вопрос был спровоцирован тем фрагментом Вашей рецензии, в котором сказано, что "на Лоэнгрина взяли классического итальянского тенора" -- вместо обычного Heldentenor, и получился итальянский, а не немецкий рыцарь лебедя: "...для него важна только любовь. Итак, он совсем не немец и поэтому быстро теряет контроль над народом и женой". Вот и захотелось уточнить, действительно ли в этой постановке решили обыграть национальные мифы (или стереотипы...)? Или, может быть, это вообще отсылка к противостоянию итальянской и немецкой оперы в 19 веке?
И спасибо большое за ссылку -- "Томас Манн о "Лоэнгрине".