Главная

«Тристан и Изольда» П.Конвичного (Мюнхен, 30.06.08).

Опубликовано AlexAt в 28-11-2009
0
 
 
             Ровно десять лет назад на сцене мюнхенского Национального театра (Баварская опера) состоялась премьера этого спектакля. Через год постановка появилась в записи, и весь увлекающийся оперой мир получил возможность оценить «глубину проникновения» и «новизну понимания»… Кроме меня: в 1999 г. я вообще ничего не знал о существовании Петера Конвичного, а из вагнеровской партитуры распознать мог только увертюру. И вот, спустя десять лет, в тот же день, в том же театре, с той же Изольдой я получаю шанс «приобщиться-прикоснуться-причаститься»… От Москвы до Мюнхена лёту всего три часа, но я успеваю вдумчиво прослушать еще раз мою любимую запись с Кляйбером, М.Прайс и Р.Колло, сделать некоторые отметки в либретто и даже переслушать некоторые места по нескольку раз… В Мюнхене сегодня дирижирует Кент Нагано, партию Тристана исполняет Джон Треливен… Прекрасную Брангену Мишель Де Юнг я слышал в Мет, красивый бас Яна-Хэндрика Рутеринга, который сегодня исполнит партию Марке, произвел на меня приятное впечатление в прошлом году в «Нюрнбергских майстерзингерах» (Ханс Закс), а вот удостоенный самых доброжелательных оценок прессы баритон Михаеля Фолле, исполняющего сегодня Курвенала, мне совершенно незнаком, но главным поводом посещения мюнхенского оперного фестиваля стала, конечно, легендарная Изольда в исполнении Вальтрауд Майер…
 

Кроме беспроигрышного состава, признаюсь, очень хотел увидеть «эпохальное» творение Конвичного… После его «Летучего Голландца» хотелось той же гармонии между «классикой жанра» и «концептуальной» неуместностью. Но, как говорится, «хочется? – перехочется»… Но начну все равно с самого хорошего: «присутствие» режиссера на сцене почти не мешает наслаждаться медитативной текучестью вагнеровской махины, а местами даже очень «способствует»… Теперь, обозначив «хорошее», сразу перейду к самому плохому: оформитель постановки - Йоханнес Леякер - меня подкосил вероломно и беспощадно… Художник обладает виртуозным стилизаторским мастерством, о чем можно судить по его работе над «Ромео и Джульеттой» в Мет, но в эстетике мюнхенского спектакля стилизаторский талант Леякера сыграл с художником злую шутку… Очевидно, ориентированная на аутентичную «компенсацию» бескрайней смысловой палитры вагнеровского хита, сценография производит совершенно обратный эффект: она так перегружает зрителя своей непонятностью, что ставит под сомнение доброжелательность намерений сценографа. Черное «багетное» оформление сцены, второй малиново-алый занавес с копией орнамента основного занавеса Баварской оперы, ломаный закос под примитивизм детского рисунка (паучки, звездочки, «каля-маля» а ля Шагал и тому подобные изысканности) составляют базу «видеоряда»: Изольда в белом платье примитивного кроя, на рукавах «жуткие розочки», ломаная кривизна символических контуров (мачта корабля и другие странные аксессуары), мешкообразные халаты и чехлы вместо костюмов, выпрыгивающий во втором акте из-за кулисы желтый диван в цветочек, полукруглая опушка леса с месяцем на сплошной зеленой кроне деревьев... - словом, мир глазами младенца… В третьем акте картина резко меняется, и перед нами оштукатуренная комната с окном и дверью… На белой стене с шумом «транслируются» диапозитивы… Несерьезность («детский примитивизм») декора, по-видимому, символизирует что-то этакое… Как бы понять, что именно? В увесистой программке в качестве пояснения приводятся фрагменты «комиксов» XIV-XV вв. на тему жизни Тристана…


Ах вот оно что! Боже ж ты ж мой! Оказывается, художник упражнялся на тему примитивизма средневековой живописи! О как! Леякер, оказывается, просто заигрался… Уф… от сердца отлегло, но на душе скребутся кошки: вот я пришел послушать богатую смысловыми токами вещь, сложную и музыкально, и драматургически, ну и, разумеется, мечтаю теперь понять, почему эта мощнейшая философская поэма должна оформляться в стиле «Мурзилка»? Анонсированные аллюзии «про» средневековую живопись ситуацию не спасают: Вагнер-то писал оперу про себя, про человека, любящего и страдающего во второй половине XIX в. Об этом его музыка… музыка, опередившая многие эпохи и остающаяся до сих пор до конца не постигнутой… Самым оправданным «концептуализмом» в оформлении этой оперы могла бы быть реконструкция событий первого швейцарского периода жизни композитора, но никак не отсылка к примитивной живописи, мало интересовавшей байройтского гения…
 
Мизансценные ходы оценивать не буду, лишь обозначу наиболее «впечатляющее».
 
Первый акт.
  1. Открывающая первый акт Песня молодого моряка звучит во время поднесения молодым моряком коктейлей Брангене, лежащий на шезлонге, и Изольде, тоскливо смотрящей вдаль.
  2. Визит Брангены к Тристану происходит во время бритья последнего: лицо в пене, в руке опасная бритва. Интересно, что бреется Тристан минут сорок, но так и не может добриться, потому что, когда Изольда буквально шантажом вызывает его к себе, он приходит с той же пеной на лице и с бритвой в руках.
  3. На фразе «Так снова меч возьми, – и пусть не дрогнет рука, не уронит опять меча!» Тристан вкладывает в руку Изольды свое запястье и прижимает её рукой к своему горлу бритву. Таким же манером Тристан рукой Мелота закалывает себя во втором акте (но уже кинжалом, а не бритвой).
  4. Брангена по приказу Изольды должна вылить яд в бокалы с коктейлем, но выливает яд в воду, то есть никакого «любовного напитка» в постановке нет.
  5. Во время «куплета» Изольды «Король твой был бы мной обижен» влюбленные начинают раздевать друг друга. Режиссер твёрдо гнет линию «за» избыточность любовного напитка.
  6. Выпив коктейль «либестод», влюбленные укладываются на шезлонги с одеждой друг друга. В этом положении их и застают Брангена с Курвеналом.
 
Второй акт.
  1. После того, как Изольда швыряет в левую кулису бутафорский факел, из правой кулисы выпрыгивает желтый диван в цветочек. В зале хохот. Сверху опускается «крышка» из софитов.
  2. Влюбленные опять раздеваются, оставаясь в черных балахонах, по покрою напоминающих «смёртные» рубашки.
  3. Во время своей сказочной «интерлюдии» «Близок враг!.. Ночь бежит! Уж новый день встаёт!..» Брангена раздает влюбленным свечи и окружает желтый диван четырехугольником из свечей.
  4. Во время «облавы» в зале загорается свет и весь монолог короля Марке проходит при освещенном зрительном зале. Курвенал и Брангена занимают места влюбленных на желтом диване, а сами Тристан и Изольда спускаются на авансцену.
  5. В конце своего монолога король берет за руки обоих и усаживает их на диван. Этого великодушия Тристан стерпеть не в силах и закалывается кинжалом Мелота.
  6. Второй акт завершается тем, что опустившийся второй занавес оставляет на авансцене одну Изольду, которая на финальных аккордах падает лицом вниз на лестницу, ведущую к подиуму всего действия.
 
Третий акт.
  1. Тристан смотрит слайд-шоу.
  2. Безумие Тристана представлено с клиническим натурализмом (пены изо рта не хватает). Интересно, что во время приступов Корвенал прижимался к стене и не пытался никак помочь своему сумасшедшему господину, набрасывающемуся на своего слугу с той же бритвой, с которой Тристан приставал к Изольде в первом акте.
  3. Сцена предпоследнего монолога Изольды «Ах! Здесь я, с тобой, друг ненаглядный! Встань, услышь ещё раз меня! Услышь мой зов!», которым она оплакивает Тристана, завершается тем, что Тристан «оживает» и с Изольдой спускается на авансцену на время визита короля, Мелота и Брангены.
  4. Поскольку действие происходит в замкнутом пространстве, то и нападение Мелота и Марка Курвенал с Пастухом отражают в комнатушке с одним окном. Им удается завалить всех воинов короля, включая Мелота, и слова «Всё погибло! Всё мертво!» Марк произносит среди кучи трупов…
  5. Великий «Либестод» Изольды Тристан слушает, присевши спиной к зрителям на суфлерскую будку. Взявшись за руки, герои уходят со сцены в левую кулису…
 
Исполнение.
 
Работу оркестра под управлением Кента Нагано в этом спектакле отличала акцентированная эмоциональность, в данной партитуре целиком и полностью «взваленная» на струнные. Струнные были виртуозны! Космическая «унисонность» звучаний, особенно поражающая в тающих пианиссимо, изводила изматывающей красотой. «На» валторнах, которые, «выступая» соло, дуэтом и трио, особенно выделяются на фоне струнных своей «немногословностью», сидело два мальчика и девочка. После двух киксов в первом акте, заставивших вздрогнуть не только музыкантов, девушку сменил дедушка, и единственный раздражитель в ансамбле растворился: второй и третий «таймы» баварцы удерживали инициативу на своем поле, и стиль их командной игры восхищал не только поклонников Клайбера, но и Фуртвенглера. В основе пронзительной красоты звучания была та самая зажигательная эмоциональность, с которой музыканты отдавались во власть магических звуков Вагнера. Эта одухотворенность сияла не только на их лицах (что для меня, признаюсь, редкое зрелище), но и переливалась в бесконечной мелодии самой фантастической партитуры о любви…
 
            Самый благородный и харизматичный бас Баварской оперы Ян-Хэндрик Рутеринг исполнял короля Марка с отчаянной пустотой… Это старый человек, которому Тристан скорее сын, чем друг. Его образ очень близок образу, созданному Матти Сальминеном. Ключевым же отличием является отсутствие удивления предательству Тристана: такое чувство, что Марк с самого момента, когда согласился на авантюру с женитьбой, ни на минуту не сомневался, что всё это именно так и закончится… Необыкновенный образ. Технически хрупкий, но драматически достойный вокал.
 
            Курвенал Михаеля Фолле меня несказанно порадовал: густой баритон, легко насыщаемый разными красками, интонациями и оттенками, в сочетании с незаурядной актерской индивидуальностью позволили создать певцу пронзительный образ верности друга и достоинства слуги. Именно его игра ярко оттеняет гендерный шовинизм сюжета. При всей конкретности и осязаемости фоллевского Курвенала актеру удается возвысится до совершенно неожиданных обобщений, до предметной презентации абстрактных человеческих качеств. Удивительная работа!
 
            Брангена Мишель Де Юнг снова поразила красотой и яркостью своего голоса и вокально-драматическим артистизмом. Как трогательна её «непонятливость» в первой сцене, когда Изольда спрашивает её о Тристане… Как решительно она нарушает приказ и выливает яд за борт корабля… Как отчаянно она пытается убедить Изольду не гасить факел… Очень корректный и запоминающийся образ!
 
            Тристан Джона Треливена – явление душераздирающее… Не обладающий сценической внешностью, Треливен исключительной силой и драматизмом своего голоса умудряется создать такую психопатную обстановку в зале, что начинает болеть горло. Финальный (предсмертный) монолог певец проводит с таким истерическим надрывом, что сомнений в том, что он не жилец, не остаётся никаких! Видимо, так играл своего последнего Гамлета Высоцкий: на разрыв аорты, не щадя ничего в себе и никого в зале… Вагнер бы плакал от сострадания, если бы слышал, как его ноты рвут связки Треливену! Это была битва за каждую «высоту», за каждый следующий пассаж, это было по-спортивному захватывающе и по-человечески пронзительно!
 
            Героиня вечера – Вальтрауд Майер – на этот раз покорила меня не столько виртуозным вокалом (некоторые пассажи в дуэте второго акта я привык слышать более яркими и «долгими»), сколько виртуозной продуманностью роли. В начале её Изольда опустошена отчаянием… Её насмешливость не стервозна, а рассеянна. Её колдовство машинально, но не мстительно. Она делает то, что должна делать, но сама не хочет, и при малейшей возможности отрекается от запрограммированного «ритуала» в пользу эмоционального взлёта, таяния, терминального восторга… Во втором акте её Изольда на фоне рассудительной убедительности Брангены становится каким-то потусторонним видением: у неё отключается сознание, все чувства, кроме любовного томления, покидают её, в этом мире не остаётся ничего от ирландской принцессы, она всецело принадлежит Тристану… В третьем акте эта потусторонняя отрешенность выливается в свой абсолют, но финальные пассажи «Либестода» не дают отнести Изольду к «лесным диковинам» типа нашей Снегурочки: контральтовая глубина вокала вырисовывает почти неуместное воссоединение сознания и чувства, символизируя принципиальную цельность личности Изольды, её веру в свою любовь и понимание невозможности её существования без Тристана…
 

 

 
 
 
           P.S. Волшебство виртуозности исполнительского ансамбля обычно проявляется в «стремительности» восприятия, когда многочасовое произведение «проглатывается» на одном вдохе… Этот спектакль, перешедший границу дня и ночи, начавшись в 16:00 и закончившись в 21:45, пролетел для меня как одно мгновение…
 
(Продолжение следует).