Рихард Вагнер. Пять писем к Матильде Везендонк

Вагнер не хотел, чтобы его письма к Матильде Везендонк попали к нам в руки. Не потому, что в них есть что-то компрометирующее, а потому, что в них есть слишком личное и глубокое. Но мертвые знаменитости себе не принадлежат, и судьбе было угодно распорядиться иначе, причем странным образом. После смерти Вагнера его жена Козима оказалась наследницей авторских прав на все его труды, в том числе на всю его корреспонденцию. Судя по всему, она уничтожала то, что он сам не хотел оставлять после себя. Но Козима и ее дети единственный раз в жизни отказались от унаследованных авторских прав, а именно, от прав на письма Вагнера к Матильде. Более того, сын Вагнера Зигфрид навестил уже престарелую г-жу Везендонк и очень любезно подтвердил этот отказ. Письма были изданы в 1904 г., после ее смерти, и их набралось на целую книгу (http://www.archive.org/stream/richardwagnerma00wagn#page/n0/mode/2up)

Исследователь-биограф и просто интересующийся, прочитав всю книгу этой переписки, может испытать чувство радостной удовлетворенности: ожидания себя оправдали. Это действительно была удивительная история, и чувства, из которых родились “Тристан и Изольда”, были так же необычны, как необычна и сама эта музыкальная драма.

Под этим не следует понимать, что эти годы переписки были эдакой сплошной Тристановой ночью лет на тридцать. Может показаться интересным и то, как они писали друг другу, живя в “ненавистном дне”. Платонический экстаз сменился дружбой, и хотя Вагнер, как всегда, пишет в режиме монолога, все же его муза Матильда для него куда более реальное человеческое существо, чем иные музы для иных авторов.

Прочитавший полностью всю эту дошедшую до нас переписку найдет ответы на некоторые вопросы, но взамен получит другие, на которые ответить пока нет возможности. Однако в самом главном сомнений не остается. В чем же именно?

1. Несомненно, это чувство было взаимным. Достаточно почитать те немногие включенные в издание 1904 г. письма Матильды к Вагнеру, которые до нас дошли. Кроме того, это явствует из многочисленных упоминаний в письмах самого Рихарда о событиях, происходивших, в частности, между супругами Везендонк.

2. Матильда Везендонк – незаурядная, глубокая натура. Ей удалось рано понять то, что мало кому дано понять даже в зрелости.

3. Их отношения действительно были и остались полностью платоническими. Каким бы скучным или неправдоподобным это утверждение ни казалось нынешним популяризаторам, это было так. Так что те, кому доведется посмотреть, например, столь же красивый, сколь и лживый сериал Тони Пальмера о Вагнере “Wagner – Complete Epic”, пусть не верят глазам своим. И опять же, достаточно почитать книгу писем. Так не пишут, если “что-то было”.

Здесь приводятся в переводе всего пять писем (пусть читатель сам догадается, почему именно пять), не самых интересных, но зато отражающих развитие отношений и событий вплоть до отказа Вагнера от “Прибежища”, дома рядом с Везендонками, повлекшего расставание с Матильдой и отъезд из Швейцарии. Эту потерю “Прибежища” Вагнер, судя по всему, считал самой большой трагедией своей жизни. Дальше тон писем менялся волнами, от мрачного-экстатического до вполне уже трезвого. После “ты” они опять перешли на “вы”, из “моего возлюбленного ангела” Матильда превратилась в “дорогую подругу”. Несколько раз Вагнер срывается, признается, что ему тяжело дается это его отречение. Несколько раз он уверенно заявляет: “Bот, наконец, теперь я по-настоящему победил Bолю и Mир”. Стиль Вагнера местами невыносим для современного вкуса, настолько он кажется выспренным и витиеватым. Но что поделаешь, в те времена так писать было еще допустимо, хотя Вагнер даже для тех времен слишком драматичен в эпистолярном жанре. Но содержание многих его писем очень интересно. Некоторые из них – настоящие философские трактаты. Есть письма, в которых можно найти ответы на вопросы об отношении Вагнера к искусству, к своей роли в нем и тому подобному. Есть письма, подробно раскрывающие его творческие планы. В целом вся письменная история отношений начинается короткими записками и ими же кончается. Грустно то, что отношения между Вагнером и Матильдой так охладели после не совсем понятного эпизода 1864 г., когда Везендонки отказались приютить его, сбежавшего от очередных кредиторов и оказавшегося опять бездомным. Но полностью отношения не прекратились. Его последняя записка Везендонкам, дарственная надпись от 13 мая 1875 г. из Байройта, заканчивается фразой “А все же боги погибли!”.

Итак, дорогие вагнерианцы и просто интересующиеся, у вас есть возможность ознакомиться с пятью образцами “эпистолярного Вагнера” (перевод с немецкого и комментарии мои ).

***

1.

17 марта 1853 г., Цюрих

Написано еще задолго до того, как Рихард с Минной обустроились в “Прибежище” рядом с Везендонками. Вагнер не был большим любителем светских приемов у Матильды.

Высокочтимая госпожа!

Господь избавит Вас в будущем от моей грубости. Вы ведь понимаете теперь, что не из пустого сумасбродства я часто принимал Ваши любезные приглашения с таким отвращением, а потому что знал, что мое дурное настроение будет так же мучить моих доброжелателей, как оно мучит меня самого. В будущем я буду отказываться более решительно, да и как может быть иначе после вчерашнего? Так что будьте уверены: если это произойдет, то только затем, чтобы предстать перед Вами в лучшем свете и заслужить Ваше прощение.
Надеюсь услышать завтра от Вашего супруга, что, по крайней мере, Ваше столь дорогое нам самочувствие не ухудшилось еще более из-за моего необузданного языка. С этим сердечным пожеланием, в надежде на Вашу снисходительность, остаюсь Ваш

Рихард Вагнер

***

2

7 апреля 1858, Цюрих

Это длинное письмо не вошло в основной сборник. Оно было обнаружено в другом, не в Матильдином собрании. Это то самое, роковое письмо, которое перехватила жена Вагнера Минна и после которого разразился скандал. Не совсем понятно, почему, если принять во внимание содержание письма, посвященного в основном гётевскому “Фаусту”. Минна Вагнер, прочитав это послание, в котором, скорее всего, мало поняла, направилась к г-же Везендонк и обвинила её в том, что она “отбивает у неё мужа”. Минна “пригрозила” и тем, что могла бы пойти с этим письмом прямиком к г-ну Везендонку. Между тем у Матильды от её мужа Отто секретов не было. Матильда была весьма шокирована как тоном, так и содержанием речи г-жи Вагнер, но не сказала ей в ответ ни одного грубого слова.

Г-же Матильде Везендонк,
прямо из постели -

Утренняя исповедь.

Нет, нет! Не его я ненавижу, а себя! За то, что мое бедное сердце опять поддалось такой слабости! Стоит ли ссылаться на мое дурное самочувствие и проистекающие из него возбудимость и раздражительность? Впрочем, попробую.
Позавчера в полдень мне явился ангел (этот “ангел” - не Матильда, а “настоящий” ангел, который являлся Вагнеру и которому от молился о вдохновении- прим.перев.). Он приветил и благословил меня. И так мне стало радостно, так хорошо, что вечером мне захотелось общества друзей. Я хотел поделиться с ними своим счастьем, и знал, что я был мил и любезен.
И вдруг я слышу, что прислуга не решилась передать тебе мое письмо, потому что у тебя сидит этот господин (де Санктис, итальянец, приятель Везендонков, дававший Матильде уроки итальянского – прим. перев.). Твой муж тоже счел это неуместным. Я прождал напрасно, а под конец еще имел удовольствие принять г-на фон Маршалла, который уселся у нас на целый вечер и каждым своим словом внушал мне страшную ненависть к итальянцам всего мира. Счастливчик этот де Санктис! Разлучил меня с моим ангелом! И чем, какими дарованиями? Да никакими, только благодаря твоему терпению!
Я не могу поставить ему в упрек, что он так серьезно к тебе относится, ведь так относится к тебе всякий, кто имеет с тобой дело. А я, как всерьез принимаю тебя я! Вплоть до мучений. Я сидел и думал: ну почему она так лелеет эти педантические условности, эти оковы? И зачем ей итальянский? Что ж, на это мне было легко ответить. И чем яснее становился мне ответ, тем больше я досадовал на обидчика. Потом я видел сон, в котором де Санктис слился с Маршаллом, и из них двоих получился образ, воплотивший для меня всю убогость мира. Так прошла ночь.
Утром я взял себя в руки и от всего сердца помолился моему ангелу. И эта молитва была – любовь! Из глубин моего духа восходящая радость любви, источник моего спасения! Затем пришел день с его дрянной погодой, отказавший мне в радости побыть в твоем саду. Работа тоже не клеилась. Так и длился этот день, в борьбе между унынием и тоской. А когда я особенно по тебе тосковал, между нами как бы все время вырастал этот скучный педант, который похитил тебя у меня. И я ничего не мог с собой поделать: я его ненавидел. Ах я несчастный! Я просто должен был тебе это сказать, иначе было просто невыносимо. Но все это довольно мелко, и поэтому я заслужил соразмерное наказание. И оно не заставило себя ждать. На следующий день я пришел, как положено, к чаю, с намерением быть любезным с де Санктисом, говорить по-французски, так, чтобы все были довольны.
И что? Что за дурацкий спор о Гёте вышел вчера? То, что Гёте стал образцом филистерского приспособленчества к миру, есть, в конечном итоге, результат его непонимания. Однако тот факт, что это вообще могло случиться, заставляет меня сохранять настороженность по отношению и к нему, и к его издателям и исправителям в особенности. Понимаешь, я не хотел поначалу никому возражать, особенно тебе, с твоими восторгами по поводу “Фауста”. Но опять и опять выслушивать, что Фауст – самый значительный человеческий тип, когда-либо созданный поэтом! Это меня (совершенно по-идиотски!) разозлило. Я не могу позволить, чтобы те, кто мне дорог, обманывались в этот вопросе. Неприятие Фаустом мира имеет причиной одно из двух. Если это – знание мира, то Фауст жалок, когда он, преобразившись, бросается в этот презренный мир, неся при этом большие потери. Тогда он в моих глазах – один из тех человеконенавистников, единственное честолюбие которых заключается в том, чтобы обманывать людей и заставлять их собой восхищаться. Или же, как это и есть на самом деле, Фауст – всего лишь ученый-мечтатель, не прочувствовавший, что существует мир настоящий, не книжный. Но тогда он – всего лишь односторонний калека, и тогда прекрасно, что он отправляется в мир учиться. И он научился, чему нужно, при первой же, такой прекрасной, возможности. Это была любовь Гретхен.
Но, однако, с каким удовольствием Гёте вызволяет его из глубин, открытых ему этой любовью! Он позволяет ему одним прекрасным утром полностью забыть всю эту историю, и все для того, чтобы перед объективным взором героя-наблюдателя явился и прошел мимо, наиприятнейшим для него образом, настоящий большой мир: мир античного искусства и мир практический, трудовой. Так вот, для меня этот Фауст – это упущенная возможность, причем возможность обретения святости, не менее. Это в конце концов чувствует и он сам, седой грешник, который в последней эффектной сцене явно пытается наверстать упущенное, когда ему больше не стыдно, а очевидно радостно припасть к груди ангела и полностью возродиться к новой жизни. Вот это, я считаю, действительно хорошо, и Гёте для меня всегда будет великим поэтом, потому что он всегда правдив и не может иначе. И пускай называют это объективностью, когда субъект, вместо того, чтобы принять в себя объект, т.е. мир (что возможно только через деятельнейшее сострадание), всего лишь демонстриует себе его, т.е. погружается в него созерцательно, а не сочувственно (имеется в виду эстетическая теория Шопенгауэра – прим.перев.). Ведь если бы он погрузился в него сочувственно, то он сам бы стал миром, а это - дело святого, а не автора “Фауста”, ставшего под конец жизни идеалом филистеров!
Что меня в Гёте радует, так это то, что он всегда чувствовал сомнительность своих склонностей и не находил удовольствия в том, как он упорно удерживался от выражения глубокого сострадания. И, повторяю, Гёте для меня – подарок природы, который, как мало какой другой, учит меня познавать мир. Он сделал всё, что мог, хвала ему! Но делать благороднейший тип человека из его нытика-Фауста? Это все оттого, что если глубоко проникнуть в проблему бытия, мир становится страшен. Людям нравится, что Фауст отшатнулся и закрылся, когда он не захотел принять мир таким, каков он есть. Да чтоб вы все знали, его проводником с этого самого момента и мог стать только Мефистофель. И этим Гёте заставляет вас понять, что вы все время будете мучимы духом лжи после того, как милая спасительница Гретхен отвернется от вас. Гёте это знал, но и вам это тоже следует знать!
Что за чупуху я мелю! Что это – охота к монологам или радость говорить с тобой? Да, с тобой! Но когда я вижу твои глаза, я не могу больше говорить; все, что я хотел сказать, становится неважно! Понимаешь? Мне все начинает казаться несомненным, верным, и появляется такая уверенность в себе, когда на меня глядят эти чудные, святые очи, в которых я утопаю! И нет больше ни объекта, ни субъекта, все одно, все едино, глубокая, безмерная гармония! О, тогда наступает покой, и в этом покое – высшая, совершенная жизнь. Безумен тот, кто хочет завоевать мир и покой, находясь вне мира. Только слепой не узнал бы твоих очей и не обрел бы в них свою душу. Только внутри нас, в глубине, обитает благодать. Говорить, объясняться, спорить с тобой я могу, только если я тебя не вижу, или если мне видеть тебя не позволяют. Будь ко мне снисходительна и прости мне мое вчерашнее ребячество, как ты его совершенно правильно назвала.
Погода, кажется, улучшилась. Сегодня пойду в сад. Хотелось бы хоть на минуту увидеть тебя одну.

Вся моя душа – утренний привет тебе.

(здесь и в следующих письмах подпись отсутствует – прим.перев.)

***

3.

2 июля 1858, Цюрих

Эта небольшая записка была написана, когда после скандала повисла тяжелая тишина и обмен семейными визитами между виллой Везендонков и домиком -”Прибежищем” прекратился. Впрочем, скандалы продолжались в доме, где жили Вагнеры, но Рихард, тем не менее, упорно работал над “Тристаном и Изольдой”. Это не первое, но самое трогательное упоминание о “Тристане”.
Здесь и далее Вагнер обходится без обращений.

Как чудно рождение чада нашей скорби, нашего Тристана! Значит, мы все-таки должны были жить? Можно ли требовать от кого-то, чтобы он отказался от своих детей?

Боже, помоги нам, бедным!
Или мы слишком богаты?
И должны помогать себе сами?

***

4.

6 июля 1858, Цюрих

Это Вагнер написал после своего решения уехать из “прибежища” и расстаться с Матильдой.

Четверг, утро.

Конечно, ты не думала, что я оставлю без ответа твоё удивительное, прекрасное письмо? Или я должен был отказаться от права воздать должным за твоё благородное слово? Но как как я мог тебе воздать достойным тебя образом?
Чем, если не полной победой над всяким желанием, над всяким вожделением, могли закончиться противостояния, которые мы выдержали?
Когда я месяц назад сообщил твоему мужу о своем решении прервать всякое личное общение с вами обоими, я отрекся от тебя. Но я не был еще полностью чист. Я всего лишь чувствовал, что либо полный разрыв, либо полное соединение с тобой могут оградить нашу любовь от грубых посягательств этих последних дней. Поэтому рядом с чувством необходимости разрыва было если не желание, то мысль о возможности соединения. В этой мысли по-прежнему таилось то судорожное напряжение, которое было не под силу нам обоим. Я подошел к тебе, и нам обоим стало ясно, что эта вторая возможность – святотатство, о котором нельзя даже думать.
Тем самым необходимость нашего отречения приобрела новое качество: судорожность уступила место чувству нежного примирения. Последние следы эгоизма исчезли из моего сердца, и мое решение вновь навестить вас с Отто было победой чистейшей человечности над последним порывом себялюбивого вожделения. Мне хотелось только мириться, успокаивать, утешать, ободрять и тем самым самому себе приносить то единственное счастье, в котором мне еще не отказано.
Такой ужасной глубины, как в последние месяцы, я не знал еще никогда. Все прежние впечатления в сравнении с этими – бессодержательны. Потрясение, пережитое мной в результате этой катастрофы, должно оставить во мне глубокий след. Если что-то и могло усугубить серьезность моего настроения, так это состояние моей жены. В течение последних двух месяцев я каждый день был готов к известию о ее внезапной кончине. Врач был вынужден дать мне понять, что это возможно. Всё вокруг меня дышало могилой; в воспоминаниях и в мыслях о будущем – всюду мой взгляд сталкивался с образом смерти. Жизнь как таковая потеряла для меня всю свою прелесть. Мне бы хотелось быть как можно мягче с моей несчастной женой, но, тем не менее, пришлось принять решение о том, что нашему только что основанному последнему семейному очагу больше не быть. И мне пришлось сообщить ей об этом решении, приведшем её в великое замешательство.
Представь же себе мои чувства, когда я сейчас, в эту чудную летнюю пору, вновь увидел мое бывшее жилище рядом с вами, это прибежище, будто созданное целиком и единственно для меня! Предаставь себе, как я утром шел через сад, смотрел на буйное цветение растений, слушал пение славок, гнездящихся в розовых кустах. И что означало для меня сняться с этого последнего якоря, ты несомненно поймешь, ты, как никто другой, знающая мою душу.
Ты говоришь, что если я уже однажды бежал из мира, то могу теперь вернуться обратно? Теперь, когда во мне всё до крайности нежно и уязвимо, когда я совершенно отвык от всякого соприкосновения с миром? Даже моя последняя встреча с великим герцогом Веймарским показала мне как никогда ясно, что я могу творить только при условии полнейшей независимости. Мне пришлось в самой дружественной форме отказаться от принятия любых обязательств, даже по отношению к этому весьма симпатичному властелину.
Я не могу, не могу снова повернуться к миру лицом. Надолго поселиться в большом городе для меня теперь немыслимо. И как мне думать о создании нового прибежища, нового очага, после того, как я оставил в руинах этот, которым едва успел насладиться, и который здесь, в этом раю, подарил мне дружбу и чистейшую любовь? О, нет! Для меня это равносильно погибели.
С этими ранами в сердце я не могу пытаться создать себе новую духовную родину!
Дитя моё, только одно спасение я могу себе помыслить, и оно внутри меня самого, а не во внешнем мире. Оно зовется – покой! Успокоение тоски! Истребление всякого желания! Благородное, достойное преодоление! Жизнь для других, для других – в утешение нас самих!
Теперь ты знаешь весь серьезный, решительный настрой моей души. Он определяет всё мое отношение к жизни, всё будущее, всё, что мне близко, - и моё отношение к тебе, моему самому дорогому существу. Позволь мне на обломках этого мира вожделений осчастливить тебя!
Знай, никогда в жизни, ни в одних отношениях я не был навязчив, а, скорее, был преувеличенно щепетилен. Но теперь я хочу в первый раз показаться навязчивым и попросить тебя не волноваться обо мне. Я не буду часто навещать вас с Отто, потому что вы должны будете видеть меня только бодрым и спокойным. Я уже приходил в твой дом в муке и тоске, и приносил беспокойство туда, где хотел получить утешение. Это не должно повториться. Так что если ты меня долгое время не увидишь – тихо молись за меня! И знай тогда, что я страдаю. Ну а если я появлюсь, то будь уверена, что я несу в ваш дом прекрасный дар моего духа, дар, который, возможно, достался только мне, так много добровольно претерпевшему, и которым я хочу поделиться.
...........................
Дитя моё, последние месяцы заметно посеребрили волосы на моих висках. Во мне звучит голос, зовущий меня к покою, тосковать по которому я много лет назад заставил моего Летучего Голландца. Тоска по духовной родине, а не по наслаждениям любви! Только чудная, верная женщина могла завоевать ему эту родину. Так посвятим же себя этой прекрасной смерти, которая хоронит и утихомиривает всю нашу тоску, все наши страсти! Устремимся туда, с твердым проясненным взглядом, с божественной усмешкой, как и надлежит победителям! И никто не должен понести поражение, когда мы победим!

Прощай, мой милый, святой ангел!

***

5.

9 октября 1858 г., Венеция

Это послание из дневника, который Вагнер вел в Венеции для Матильды. Её стихотворение из цикла “Пять песен”, которое он здесь цитирует - “Остановись” (Stehe Still).

Вот я и приступил – к чему?
У меня были только карандашные наброски наших песен, совершенно сырые и такие неразборчивые, что я боялся их полностью забыть. Поэтому я принялся наигрывать их для себя и тем самым восстанавливать в памяти. Затем я их старательно переписал. Поэтому не присылай мне своих записей, у меня есть собственные.
Пробный камень брошен. Эти песни – лучшее, что я сделал, мало что из моих работ можно будет поставить рядом с ними.

“Упал покров святой Природы...” -

У меня было большое искушение заменить слово “святой”. Мысль верная, но выражена неправильно. Природа сама не по себе нисколько не святая, она становится таковой, только когда она себя превозмогает и от себя отрекается. Но ради тебя я оставляю это слово.

Вагнер - философ: "заполненный пробел" в системе Шопенгауэра

Предлагаемый текст очень непрост и может быть интересен только тем, кто уже основательно помучился с "проклятыми вопросами" человеческого спасения и кто знаком с Шопенгауэром и с западноевропейской философией вообще.

Из венецианского дневника Вагнера, запись от 1 декабря 1858 г. (дневник велся для Матильды)

"Вот уже восемь дней, как я, бедолага, опять прикован к креслу. Я не могу даже встать, в постель на ночь меня относят на руках...В такие периоды мой ум полон бодрости, в моём воображении со всей живостью являются планы и черновики. В последние дни я погрузился в решение философской проблемы. Я внимательно перечитал главный труд Шопенгауэра, подстегнувший меня на этот раз к тому, чтобы развить и по отдельным вопросам даже исправить его систему. Это необычайно важно, и, возможно, именно мне, именно в этих особых обстоятельствах суждено понять то, что до меня не понимал никто другой.
Речь идет о том, чтобы доказать возможность достижения святости как полного успокоения ( здесь и далее курсив переводчика ) Воли посредством любви. Причем не абстрактной любви к ближнему, а любви явной, ощущаемой, которая зарождается вначале как любовь между полами, как влечение мужчины и женщины друг к другу...
...Состояние, в котором мы действительно способны познать мир идеальный как реально существующий - это не отделение интеллекта от Воли. Скорее, это состояние превращения интеллекта индивидуума в познающий орган всего человеческого рода. Посредством этого превращения Воля сознает себя как вещь в себе. Только так можно объяснить ту необычайную радость, тот восторг, который мы испытываем в моменты наивысшего, гениального познания. Шопенгауэру этот восторг был, кажется, незнаком, он находил высшее познание только в изначальном успокоении, молчании индивидуальной Воли. В полной аналогии с этим его представлением (т.е. признавая полное уничтожение индивидуальной воли высшей целью - прим.перев.), я, тем не менее, утвеждаю, что в половой любви возможно возвышение над собственными, индивидуальными волевыми устремлениями до такой степени, что происходит их полное подавление. После этого подчинения индивидуальной Воли Воля Рода полностью осознает себя. А это осознание и является идентичным полному успокоению Воли..."

До нас дошел и фрагмент из письма Вагнера к Шопенгауэру, в котором он намеревался рассказать ему о своем "открытии". Письмо это так и не было отправлено. В начале этого письма Вагнер приводит отрывок из "Метафизики половой любви" Шопенгауэра. Почему каждый год случаются самоубийства влюбленных пар? - недоумевает философ. Ведь влюбленных, которых заморочил "гений рода", не страшит ничего: они способны претерпеть любые лишения, любые мучения, даже любое бесчестье. Откуда же берется решение уйти из жизни? Непонятно, говорит Шопенгауэр.
Вагнер ему с гордостью объясняет, что самоубийство влюбленной пары - это как бы несовешенный и низший прообраз наивысшего, что можно себе представить, т.е. самоубийства Воли, причем не только индивидуальной, но и мировой. Ведь в половой любви уже содержится зачаток этого самоотрицания, полностью в соответствии с теорией Шопенгауэра (инстинкт рода побеждает в нас заботу о самих себе).
Вот так Вагнер понимал сущность сильного, иррационального чувства, возникающего между мужчиной и женщиной, и так его оправдывал. На самом деле это его "открытие" довольно органично вытекает из шопенгауэровской "Метафизики половой любви". У Шопенгауэра действительно некоторая брешь в собственной же теории: он ведь открыто заявляет, что коллективная воля рода или вида "выше" индивидуальной. Вот так-то.

(Если у кого-нибудь появится желание еще поговорить об этом, то, наверное, лучше в "Клубе")

Если у кого-то, паче чаяния,

Если у кого-то, паче чаяния, появится желание поговорить об этом, ему придётся иметь дело со мной )) А у меня марширования с флагами "Вагнер сказал - Шопенгауэр сказал - Ленин сказал - Партия сказала" в качестве доказательства не принимаются. Это известное письмо Шопенгауэру не было Вагнером послано, наверное, не потому что у него не нашлось марки на конверт. Возможны два варианта:
а) Вагнер понял, что старика всё равно не переубедить, не заставить признать свои ошибки, да и незачем
б) Вагнер понял, что его собственные размышления и доказательства неудовлетворительны и нуждаются, по меньшей мере, в доработке

Верно было бы и то, и другое. Взявшись апостериори (через год! а вовсе не в процессе живого цюрихского романа) вписывать "Тристана" в шопенгауэровскую философию и объяснять собственные отношения с Матильдой Вагнер поставил себя перед необходимостью придумывания некоего "третьего пути", как бы дополняющего "великого учителя". Сам по себе "Тристан" такого объяснения не требовал. Несмотря на то что треть второго акта герои там эзоповым языком пересказывают "Мир как волю и представление", ясно, что у них в мыслях нет по-шопенгауэровски отказываться от своей воли и любви и впадать в смирение. С тем же успехом они могли бы пересказывать Макса Штирнера или Джона Дона. Тристан и Изольда являют собой архетипы не начинающих буддистских монахов, отказавшихся от индивидуальной воли, а напротив, романтичных имморалистов, доходящих в упоении своим чувством до полного неприятия остального мира с его богоданными правилами. Именно в этом красота и сила их образов, а не в озвучивании конкретных квази-поэтических и квази-философских строф. От строф там нужно лишь, чтобы они задавали какую-нибудь задумчивую и не очень банальную тему о мире и о любви - ну так это можно было и у многих других деятелей найти без ущерба для целостности оперы, Шопенгауэр там просто один из возможных вариантов. Но Вагнеру, как горячему адепту, естественно, хотелось доказать обратное и также объясниться насчёт Матильды, поэтому и возник "заполненный пробел".

О самом "пробеле" даже нечего говорить - у Шопенгауэра, не знавшего настоящей любви и всю жизнь панически боявшегося смерти, вплоть до сна с пистолетом под подушкой, некоторые логические пробелы в этих тематических частях были неизбежны. Но и вагнеровское "заполнение" весьма замечательно. Особенно восхищает упоминание святости применительно к ситуации, подозрительно напоминающей собственную ситуацию автора. Вид из кресла на Гранд-канал, воспоминания о желанной женщине, с которой пришлось остаться друзьями, разыгравшийся гастрит - от всего этого до святости прям рукой подать!..

Поначалу было желание разнести это философическое "послание Везендонкянам" в пух и прах по косточкам, но, чтобы не впадать в занудство, оставляю три пункта, которые можно сформулировать покороче.

Состояние, в котором мы действительно способны познать мир идеальный как реально существующий - это не отделение интеллекта от Воли. Скорее, это состояние превращения интеллекта индивидуума в познающий орган всего человеческого рода.
Интеллекту индивидуума не нужно превращаться в познающий орган всего человеческого рода - он является им всегда. Написанное Вагнером - бессмыслица, Шопенгауэр выразился в данном случае намного точнее.

в половой любви возможно возвышение над собственными, индивидуальными волевыми устремлениями до такой степени, что происходит их полное подавление. После этого подчинения индивидуальной Воли Воля Рода полностью осознает себя. А это осознание и является идентичным полному успокоению Воли
Каким образом осознание отменяет Волю Рода и ведёт к "полному успокоению" вместо необходимого нового поиска? Вот Рихард Вагнер всё осознал - и через несколько лет благополучно наступил на знакомые грабли, только с более перспективным для реализации Воли Рода объектом. В отношении Матильды Везендонк он просто не мог не успокоиться, потому что у него изначально не было шансов увести её из семьи и он не собирался их добывать. Человек всё-таки не самая тупая биологическая машина, у него есть мозги, поэтому с недостижимого объекта он свою волю так или иначе переключает.

Вагнер ему с гордостью объясняет, что это самоубийство - это как бы несовешенный и низший прообраз наивысшего, что можно себе представить, т.е. самоубийства Воли, причем не только индивидуальной, но и мировой. Ведь в половой любви уже содержится зачаток этого самоотрицания, полностью в соответствии с теорией Ш. (инстинкт рода побеждает в нас заботу о самих себе).
Вагнер, как обычно, повторяет за Шопенгауэром его терминологию, но здесь она несколько смещает и затуманивает смысл. Это не некий автоматически действующий инстинкт рода побеждает в нас заботу о самих себе, а наш эгоизм "высшего" порядка побеждает наш же эгоизм "низшего" порядка. Любой наш произвольный выбор - вещей, людей, идей - ценен для нас, потому что он наш. Возвышая выбранный им объект, человек таким образом возвышает себя, самоотрицанием здесь не пахнет. Также нет его и в самоубийстве - Шопенгауэр не зря упрекал самоубийц в нежелании пострадать и отказаться от своей воли. Дальше у него в этой части предсказуемо много ерунды, но здесь речь не о нём, а о Вагнере, который тоже присел в лужу со своим "прообразом". С самоубийствами влюблённых пар теперь ясно уже и по факту, что никакого прообраза в них не было, а была чисто ситуативная реакция - с демократизацией общественной и экономической жизни парные суициды влюблённых свелись практически к нулю. Никто не собирается отказываться от своей воли и от своих чувств, когда их стало возможно реализовать в условиях менее жёстких правил.

На самом деле желание Вагнера доказать, что в любви мужчины и женщины может присутствовать не только страсть, но и собственно любовь, вызывает понимание и сочувствие. Вы очень верно употребили здесь слово "оправдывает" - он действительно оправдывает эту любовь, потому что в рамках шопенгауэровской философии только это и можно делать. Описываемый Вагнером феномен подавления индивидуальной воли в любви, во-первых, наверняка был бы отнесён Шопенгауэром к очередным проискам "гения рода". А во-вторых, этот феномен по сути своей - кратковременный аффект. Финал "Тристана и Изольды" рисует его продлённым - это мечта, под которой подписались бы многие: "Просто быть вместе - и пусть всё остальное сгинет". Однако это не реализуемо ни по физиологическим, ни по психологическим свойствам человека (во всяком случае, если не использовать дополнительные средства, стимулирующие выработку того же самого гормона, что и любовный кайф, но это уже не чистый эксперимент )).

Индивидуальный рай без богов за гранью жизни, музыкально живописуемый Вагнером в Смерти Изольды, воплощает эту мечту в чистом виде, играет на всех чувствах слушателя, включая критическое: "А вдруг?.. Вы же не знаете, почему же вы априори уверены, что это невозможно? Может, стоит только очень захотеть?.. " В это хочется верить! И веришь - но рассудком всё равно понимаешь: кое-кто слегка передёрнул, выдавая красивый временный эффект успокоения воли за долговременную возможность. Любовь с упразднённой индивидуальной волей в принципе бессмысленна. Человек, отказавшийся от собственного удовольствия (физического или морального - неважно), и другому любящему его не доставит. В понимании некоторых религий это нормально - воспользоваться другим человеком, чтобы отказаться от него и рвануть к святости, и для Рихарда Вагнера это тоже был пусть и вызывающий ироническую улыбку, но объяснимый логический закидон. Вот только распространять свой яркий, но весьма специфический опыт на любовь вообще не стоило - и, похоже, автор не отправленного послания сам это достаточно быстро сообразил.

А у меня марширования с

А у меня марширования с флагами "Вагнер сказал - Шопенгауэр сказал - Ленин сказал - Партия сказала" в качестве доказательства не принимаются.

Целью написания данной короткой заметки было НЕ доказать какие-то философские истины, а показать, что Ваш материал тенденциозно подан и поэтому искажает факты, немаловажные для тех, кто действительно хочет разобраться в Вагнере.

Дневниковая запись Вагнера написана в разгар работы над "Тристаном", три с половиной месяца после отъезда В. из Цюриха. Понять её действительно нелегко, это возможно, только если хорошо подготовленный читатель (повторяю: знакомый с основными положениями философской мысли до Канта включительно плюс читавший и понявший как следует Ш.) погрузится как следует в вагнеровский материал, очень трудночитаемый, кстати. Знакомство с современной социологической философией здесь не поможет, как не поможет и жизненный опыт.

Попытаться понять взгляд чужой эпохи и культуры, в данном случае культуры позднего немецкого романтизма - не такое уж бесперспективное занятие. Даже если этот взгляд не близок (замечу, что мне Ш. метафизика по данному вопросу чужда и неприятна, как не близка и коррекция В.) Понимание это не должно быть оценочным. Ш. и В. высказали нечто очень неуютное и опасное и лично мне гораздо более интересное, чем обычная и самоочевидная психо-/социология.

На самом деле у Вас в вопросе о "Тристане" (наименее любимая мною из В. опер) есть интересный соратник, который, хотя и совсем не так как Вы, исходя совсем из других посылок, приходит к похожему заключению. Это недоброй памяти Хьюстон Стюарт Чемберлен. Мне его читать всегда интересно, потому что он исходит не из обычного и понятного всем анархо-индивидуализма, а из собственного мироощущения, похожего на мироощущение Вагнера и Ш. И он бывает более убедителен, чем некоторые наши современники.

Я убеждена, что специалистов по вопросу слушать нужно, и что свое мнение можно тогда подвинуть без особого сопротивления.

О, концовочку поменяли

(это ответ на предыдущий вариант поста - см. пояснения в комментариях 7, 8)

О, концовочку поменяли - а что так? Неужто великий "специалист по вопросу" сменил гнев на милость и согласился лучезарно воссиять со своей единственной истиной на страницах нашего сайта? Ни-ни-ни, никто здесь даже близко никого не имел в виду! Я даже затрудняюсь подумать, кто бы мог быть этот "специалист по вопросу", но если вдруг случайно увидите его сегодня, передайте ему, пожалуйста, моё искреннее восхищение. Особенно чарует вот этот пассаж:"Вам хочется говорить своё и о себе, и слышать только своё, в том же "Тристане". А Вам, простите, какое хочется слышать? Моё? И в чём тогда проблема?.. Почти столь же восхитительно делать броские заявления о незнании оппонентом Платона, а самому не усвоить из его диалогов ту простую мысль, что всякое высказывание о конкретных сущностях есть лишь мнение и объективность в нём по определению недостижима. От того, что Вы повторяете мнения неких других "специалистов по вопросу", а я говорю своё, Ваше мнение истинным не становится. Вернее, не стало бы, если бы Вы вообще потрудились его сформулировать. Я вижу в приведённом вагнеровском отрывке ряд действительно простых логических ошибок и делаю из этого естественный вывод, что такая философичная бессмыслица не может ничего объяснять к доказывать, кроме того, что Вагнер был гениальный художник, но посредственный философ. Также видимая нелогичность и сумбурность этого объяснения ещё раз подтверждает, что желание покопаться и подумать, а как оно обстояло на самом-то деле с Матильдой и с "Тристаном" под всеми подобными вагнеровскими и поствагнеровскими словесными наслоениями, было таки не напрасным.

В своей системе координат - без поисков человеческого спасения и всеобщего блага, без богов-вагнеров и вообще без богов - я это сделала, покопалась и подумала. Никто не мешает Вам сделать то же самое в своей системе координат, но вместо этого Вы семь раз с правоверным пафосом повторяете: "Вы ничего не поняли". Милейший пропагандистский приёмчик! Отлично маскирует отсутствие аргументов - причём я-то эти аргументы вижу и легко нашла бы, что себе ответить с другой позиции, прямо хоть шпаргалки пиши для ходящих по воде под знамёнами (так лучше, чем марширующих?) Если Вы считаете, что у Вас монополия на истину, продемонстрируйте народу хотя бы, за какие заслуги она Вам, по Вашему мнению, выдана. Тут у нас не личная переписка и не обязательно подстраиваться друг под друга. Вагнера и Платона я в своё время читала достаточно, не беспокойтесь, но у Канта и правда не всё даже в "Критике чистого разума", остальное только в пересказах - в оригинале такая сплошная абстрактная методология меня действительно утомляет. Но если Вы в великомудрости своей осилили все три "Критики", то, возможно, здесь ходят и другие столь же продвинутые граждане, и они оценят глубину и силу Ваших трансцендентальных выкладок. Затем нужно ознакомиться с Правилами ведения благородного спора от 1813 года и вообще с какими-нибудь правилами о том, как не присесть на мокрое, впадая в менторский тон при, скажем так, не абсолютной познавательной и логической ценности создаваемых сообщений. А главное, для того, чтобы по делу, убедительно и интересно сказать что-то о результате чужого философствования, нужно, чёрт возьми, сказать об этом что-то неоднозначное или новое, хотя бы относительно, чтобы люди не зевали, взбодрились, задумались, включили критичность, захотели поспорить, встать на одну из сторон, сформулировать собственное мнение. Ваше продолжение этого совета весьма ценно для сдающих ЕГЭ и экзамен за первый семестр философии. Оно реализовано на специальных сайтах для этих категорий граждан - именно так, по учебнику и без собственного взгляда, им и нужно лопотать уже сказанное до них тысячи раз. А здесь у нас свобода мышления и дискуссий. Не хотите, к слову, сдать мне небольшой реферат о творчестве Кандинского, прежде чем что-то писать о визуальной стороне постановок? Не хотите - и не надо, пишите, что считаете нужным, я переживу.

Было бы вернее просто порекомендовать Вам получше подумать уже и сказать без лишних движений щёк и пальцев то, что Вы имеете сказать по сути, если имеете. Но на всякий случай ещё поясню. Во-первых, я не зря Вас так прилежно цитировала - встать в позицию оскорблённой добродетели у Вас уже не получится (а Вашу аллюзию на себя я, кстати, оценила - зачёт, это по-нашему). Во-вторых, если опять предполагается, что кто-то должен понять взгляд чужой эпохи и культуры в значении "принять", то с этим опять могут возникнуть проблемы Доказательства, исходящие из того, что мир раньше стоял на неких очевидных тогда "трёх слонах", могут быть подвергнуты сомнению и критике. И дополнение, что один из этих "слонов" был на самом деле "китом", тоже может не прокатить. Хотя Вы же меня знаете, раскручивать чужую тему мне нужды нет, тем более - уже слегка набившую оскомину. Так что если проповедь Шопенгауэра, страдания и обретения святости посредством половой любви будет без явных логических ляпов и, скажем так, не слишком мудрых наскоков с размахиванием старой обтрёпанной клюкой, я не заинтересована здесь что-то отвечать, Ваше слово останется последним.

Конкретное по мелочи.
1. Не вижу у себя никакой путаницы между Шопенгауэром, буддистами и "богоданным порядком". Двух первых объединяете Вы, а не я. Что же касается смутивших Вас "богоданных", то из употреблённых мной "правил" их можно вычеркнуть без всякой потери смысла, боги там просто к слову пришлись, и уж тем более не устанавливали мировые правила ни Шопенгауэр, ни буддисты.
2. Ш. и В. высказали нечто очень неуютное и опасное
А кто говорит, что не высказали? Высказали, но нимбы над их головами от этого не выросли, буквы золотом не покрылись, а глупые слова в умные не превратились.
3. Но его читать всегда интересно, потому что он исходит ... из собственного мироощущения, похожего на мироощущение тех, о ком он пишет.
Странный вообще весь абзац, но эта основная мысль удивляет особо - на фоне моих неинтересных она прям даже интересная, как открытие принципа работы унитаза в 40 лет. Из собственного мироощущения, похожего... А что, бывает как-то по-другому? Вы всерьёз думаете, что можно писать что-то длинное не о себе? Вопрос лишь в том, сколько человек может найти внутри разного себя.

О, концовочку поменяли - а

Доброе утро!

О, концовочку поменяли - а что так?
Да показалось, что на "вы не понимаете" закругляться нельзя, нужно объяснить, что именно.

Неужто великий "специалист по вопросу" сменил гнев на милость и согласился лучезарно воссиять со своей единственной истиной на страницах нашего сайта? и т.д.

Да не кипятитесь Вы. Конечно же, специалисты - это те, кто книги пишут, иногда умные книги. И Вы знаете, что я их и имела в виду.

И насчет "истины" неправильно поняли, но тут уж я сама отчасти виновата, раз слово это залезло в моё первое предложение (только не надо здесь фрейдовских подколок об оговорках). А смысл его следующий: целью помещения здесь отрывка из В-дневника было НЕ убедить Вас в чем-либо, а показать, что Вы исказили факты, В. ничего не перепутывал, а думал над вопросом. Причем в разгар работы над Тристаном и на пике своих чувств к М.

Монополии на "Истину" быть, естественно, не может. Лучше, наверное, все-таки считать, что Абсолютной Истины вообще не бывает в онтологическом смысле.

Но везде, кроме сферы "жестких наук", возможны разные уровни восприятия, а, стало быть, высказывания разной ценности. Мои суждения о визуальной стороне постановок с точки зрения профессионалов немногим больше нуля, Ваши, наверное, намного больше. Хотя я все правильно пишу! (к слову, я ведь не хотела писать, знаю, что не умею. Но я так поняла, что вы попросили конкретно о Лондоне, вот и написала. Можете убрать, если хотите, может, так даже лучше будет для поддержания уровня). Многие ф. системы относятся сюда же.

Вырванное из контекста платоновское высказывание, часто не по делу приводимое - не провозглашение релятивизма, как Вы, кажется, думаете. Но сейчас речь не о Платоне.

В:Состояние, в котором мы действительно способны познать мир идеальный как реально существующий - это не отделение интеллекта от Воли. Скорее, это состояние превращения интеллекта индивидуума в познающий орган всего человеческого рода.

С.Т.Интеллекту индивидуума не нужно превращаться в познающий орган всего человеческого рода - он является им всегда. Написанное Вагнером - бессмыслица,

Согласно Ш., Intellekt, состоящий у человека из Verstand (эмпирически-интуитивное мышление) и Vernunft (абстрактное мышление) - это орган индивидуальной воли
(Der Intellekt ist hervorgebracht zum Dienste eines individuellen Willens: daher ist er allein bestimmt, die Dinge zu erkennen, sofern sie die Motive eines solchen Willens abgeben, also die Relationen der Dinge uns zu zeigen, nicht aber sie zu ergründen oder ihr Wesen an sich aufzufassen - цитаты из Ш. на русский переводить сейчас нету сил) и ничего о нашей подлинной сущности знать не может (Auch unser eigenes Wesen ist dem Intellekt ein Rätsel).
Именно это и имеет в виду В, когда говорит, что интеллект индивида может превратиться из органа индивидуальной воли в орган всего Gattung (варианты перевода: род, род человеческий, и, о ужас, в англ.переводах - RACE!)
"Мир идеальный" у В. - это мир платоновских "эйдосов", которые, хотя и обладают подлинным отнологическим статусом в отличие от вещей конкретных, воспринимаются нами лишь как философские абстракции с помощью Vernunft, т.е. эйдос человека нами не познается с несомненностью. Как несомненное мы ощущаем наше индивидуальное существование, т.е. волю индивида, а в этом и есть причина всех зол, по Ш./В.

В.в половой любви возможно возвышение над собственными, индивидуальными волевыми устремлениями до такой степени, что происходит их полное подавление. После этого подчинения индивидуальной Воли Воля Рода полностью осознает себя. А это осознание и является идентичным полному успокоению Воли

С.Т. Каким образом осознание отменяет Волю Рода и ведёт к "полному успокоению" вместо необходимого нового поиска? Вот Рихард Вагнер всё осознал - и через несколько лет благополучно наступил на знакомые грабли,

По Ш., Воля ищет, только пока она не осознанна. Полное осознание (повторяю: не интеллектуальное, не абстрактное, а непосредственное) приводит к исчезновению феноменального мира. Чтение его собственной философии этого результата дать не может, как и чтение всякой другой ф-фии. Это удел святых. Судя по всему, Ш. допускал, что возможно временное переживание таких состояний. Их и культивируют у себя те, кто стремится к святости. Пограничные состояния в теории Ш. не представлены, насколько я помню. Дальше распространяться не хочется. Почитайте в письмах В, если интересно, там про это много, гораздо больше, чем я думала.

Вагнер ему с гордостью объясняет, что это самоубийство - это как бы несовешенный и низший прообраз наивысшего, что можно себе представить, т.е. самоубийства Воли, причем не только индивидуальной, но и мировой. Ведь в половой любви уже содержится зачаток этого самоотрицания, полностью в соответствии с теорией Ш. (инстинкт рода побеждает в нас заботу о самих себе).
С.Т. Это не некий автоматически действующий инстинкт рода побеждает в нас заботу о самих себе, а наш эгоизм "высшего" порядка побеждает наш же эгоизм "низшего" порядка. Любой наш произвольный выбор - вещей, людей, идей - ценен для нас, потому что он наш. Возвышая выбранный им объект, человек таким образом возвышает себя, самоотрицанием здесь не пахнет.

Неверно понято, что именно имеют в виду Ш. и В. Здесь имеются в виду не ситуации, когда мы что-то выбираем, а те редкие случаи, когда о "возвышающем выборе" и речи быть не может. Ш. подчеркивает, что под влиянием этой силы влюбленные способны перенести тягчайшее бесчестье, позор, в котором ничего "красивого" никем не может быть увидено. Для этой ф-фии интересны и показательны именно такие случаи, а не средне-типические. Хотя обычное человеческое поведение в ней тоже объясняется. Но о "развороте Воле", Umkehrung des Willens, свидетельствуют случаи редчайшие - а именно, приобретения святости. Так по Вагнеру получается, что это самоубийство влюбленных, явление редкое, и есть прообраз того, как это действует. Причем никаким интеллектуальным осознанием у влюбленных это не сопровождается, они сами не понимают, что делают, и почему!

С.Т.Также нет его и в самоубийстве - Шопенгауэр не зря упрекал самоубийц в нежелании пострадать и отказаться от своей воли.
Никакого упрека у Ш. нет и близко, а есть чистосердечное признание непонимания этого факта.

С.Т.С самоубийствами влюблённых пар теперь ясно уже и по факту, что никакого прообраза в них не было, а была чисто ситуативная реакция - с демократизацией общественной и экономической жизни парные суициды влюблённых свелись практически к нулю. Никто не собирается отказываться от своей воли и от своих чувств, когда их стало возможно реализовать в условиях менее жёстких правил.

Социологические, т.е. статистически убедительные данные, эту метафизику не интересуют, а интересуют редкие случаи. То, что они сейчас особенно редки в развитых странах, объясняется именно тем, что там сейчас "стихия рода" переживает тягчайший кризис. Не сегодня началось, впрочем. Бердяев это, из известных мне, раньше всех сформулировал отчетливо. Только он эту самую стихию не жалует. В развитых нынешних обществах многие инстинкты притихают, даже, к сожалению, полезные для самих индивидуумов. Причем не как результат удобного сознательного выбора.

Ни приводимое раньше, ни это мое видение современных технологически развитых обществ(непосредственно увиденное, долго наблюдаемое, и без предубеждений ) не есть оценочное суждение.

Остальное сегодня попозже.

Продолжение

Здравствуйте. Понимаю, что надоело читать занудство (несозвучная философия вообще всегда ужасное занудство), но придется продолжать.

На самом деле желание Вагнера доказать, что в любви мужчины и женщины может присутствовать не только страсть, но и собственно любовь, вызывает понимание и сочувствие. Вы очень верно употребили здесь слово "оправдывает" - он действительно оправдывает эту любовь, потому что в рамках шопенгауэровской философии только это и можно делать. Описываемый Вагнером феномен подавления индивидуальной воли в любви, во-первых, наверняка был бы отнесён Шопенгауэром к очередным проискам "гения рода".

В том-то и дело, что "происки гения рода" у Ш. - положительная сила. По правде сказать, мне уже самой, после моего зрелого возвращения к Ш. и до чтения В., казалось, что у Ш. некоторая недоговоренность. Ведь "гений Рода" по Ш. правильно делает, что одурачивает индивидуума. В других частях WWV Ш. одобрительно пишет и о том, как, например, спокойно умирают животные. Хотя они и не осознают Волю своего Рода/Вида, которая не дорожит индивидуумами, а дорожит "вечным" Видом, но в этом их спокойствии и запечатлена истина: кошка, которая будет здесь играть через тыщу лет, есть та же самая кошка. Поэтому смотри внимательно на этих неразумных, говорит Ш., это полезно. И на трепещущий, как будто перед смертью, осенний лист, на смену которому придут другие. И на все это равнодушие царственной (не святой) природы, которой на нас, как на отдельных индивидуумов, наплевать. И т.д. Извините за эту пантеистическую лирику, но Ш. (не я) вообще-то красиво пишет.
То есть в бессмертии Рода и в том, как проявляется его, Рода, работа и забота о своем бессмертии, Ш. видит нечто очень важное, поучительное для человеческих глаз, особенно для глаз тех, кто, совершенно справедливо, ужасается этой работой, кто видит всю чудовищность этого кругового часового механизма.
( Здесь обычно слышны возмущенные реплики, но это обычно от непонимания, я сама возмущалась больше всех ). Поучительно это НЕ потому, что мы справедливо скажем: какая гадость, какой ужас, не хочу-не хочу, хочу вон отсюда. По Ш., это важно потому, что силы рода, наблюдаемые нами и работающие в нас, действительно могут помочь не интеллектуально, а именно глубоко, всем существом "осознать" - непосредственно прочувствовать! - иллюзорность "я". Эта возможность дана именно человеку, но реализуется редко, как и все по-настоящему ценное. Поэтому вагнеровский тезис сюда хорошо вписывается.

А во-вторых, этот феномен по сути своей - кратковременный аффект....

Насчет кратковременности уже было сказано. В случае с влюбленными иначе быть не может. Это осознание, по В., и дано им кратковременно, только для того, чтобы совершить самоубийство. Мировая культура пережевывает сюжет гибели влюбленных, но В., на мой взгляд, копнул глубже всех. "Vergeh' die Welt meiner jauchzender Eil", - ликующая спешка, скорее, скорее, торопит его эта сила, ведь ей отпущены только мгновения.

"Просто быть вместе - и пусть всё остальное сгинет".
Срывающий повязки Тристан говорит это, да не это. Он рвется туда, где "его" не будет, где вообще "ничего" и "никого" не будет, рвется в Ночь (философ Ш. на языке абстракций нудит: это означает, что мир феноменов, отдельных сущностей, исчезает в мире ноуменов - да уж, на языке философских понятий это не прочувствуешь). А голос разума, т.е. "я", может недоумевать: ведь в Ночи собственно и Изольды не будет, и какое вообще "вместе вдвоем" тут возможно, в этом небытии единиц? Которое "я" себе не может представить иначе, чем просто небытие? Но разум/"я" никто не спрашивает, это не он поет, он вообще уже превратился в орган познания этого самого Gattung (черт, ну не годится это русское слово "познание" для Erkenntnis,и вообще слова любого языка, как таковые, не годятся), или же разум уехал в Баден-Баден, как кому нравится.

кое-кто слегка передёрнул, выдавая красивый временный эффект успокоения воли за долговременную возможность. Любовь с упразднённой индивидуальной волей в принципе бессмысленна. Человек, отказавшийся от собственного удовольствия (физического или морального - неважно), и другому любящему его не доставит

Не выдавал за долговременную возможность для отдельной человеческой жизни. Ниже еще об этом напишу. И любовь-морковь важна здесь и интересна именно как таящая в себе и редко манифестирующая эту возможность самоубийства Воли, а не как стремление доставить другому удовольствие.

В понимании некоторых религий это нормально - воспользоваться другим человеком, чтобы отказаться от него и рвануть к святости, и для Рихарда Вагнера это тоже был пусть и вызывающий ироническую улыбку, но объяснимый логический закидон.

В понимании некоторых религиозных людей это так и работает, но В. имел в виду другое. А именно то, что другие из этих самых религиозных людей, например, Ананда, имел в виду, когда он ходатайствовал за Савитри. Вагнер настойчиво возвращается к этой теме.

Вот только распространять свой яркий, но весьма специфический опыт на любовь вообще не стоило - и, похоже, автор не отправленного послания сам это достаточно быстро сообразил.

Да не распространял, а видел в ней...и т.д. выше. Наши с Вами варианты любви, как и свои собственные, вагнеровские, в других, более рациональных выражениях, его здесь не занимают. И менее всего любовь как "делание хорошо другому". А если думать, что это крайне иррациональное может быть некоторой долговременной возможность для него/её, то, конечно, придется разочароваться, что мы все и делаем.
А почему письмо не отправил? Письмо вообще не было дописано. Мне думается, потому же, почему он не дописал кое-чего, с чем носился всю жизнь, например, "Die Sieger", и почему многое недописываю и я, и, наверное, Вы. Так и остается задумкой, иногда очень важной, но слишком уж тяжелой, и остается черновиком. Кстати, я не знаю даже, от какого года этот фрагмент письма к Ш., нигде не нашла дату, может быть, её на этом фрагменте и не было. Теоретически не исключено, что не дописал и не отправил, потому что адресат умер. Но я не знаю. Если знаете, напишите, пожалуйста.

Тристан и Изольда являют собой архетипы не начинающих буддистских монахов, отказавшихся от индивидуальной воли, а напротив, романтичных имморалистов, доходящих в упоении своим чувством до полного неприятия остального мира с его богоданными правилами

Вы неправильно поняли вагнеровское "любовь явная, ощущаемая, которая зарождается вначале как любовь между полами",. Все это нужно понимать в контексте того, что Вагнер пишет о самоубийстве Воли. "Зарождается вначале" значит, "зарождается в этом существовании, в этой индивидуальной жизни в цепи перевоплощений". Индийская мысль, которой Вагнер болел (здесь, кажущееся расхождение с Ш., который идею реинкарнаций считал метафорой, мифологемой, которая заняла место подлинной пантеистической истины в сознании индийцев). Но Вагнер очень болел этой мыслью, гораздо больше, чем я думала. Вы, может быть, знаете, что Кундри он понимал, как ту, "что уже тысячи раз, в других/предыдущих воплощениях, переживала Liebestod и умирала смертью Изольды" (перевод неточен, но смысл передан точно), что Амфортас - это Тристан из 3-го акта в своем другом/последующем рождении, и т.д. ("Время" для такого понимания, конечно же, иллюзия, как и "я", поэтому говорить о "до" и "после" можно условно, но это тема для отдельной заметки, которую я, надеюсь, писать не буду). Т.е. "вначале" означает в "предыдущих воплощениях" и/или "как несовершенный, неполный вариант", "набросок". Обратите внимание: так Вагнер понимал сюжет "Парсифаля" еще в 1859 году, это понимание не было более поздним наслоением.

Насчет пресловутых "романтичных имморалистов, доходящих в упоении своим чувством до полного неприятия остального мира с его богоданными правилами".

Нежелание подчиняться любым законам, любым конвенциям - тема всякого трагического любовного сюжета, в том числе Тристана. Именно это и происходит, даже по Ш., когда подлинный гений Рода восстает против всех человеческих правил. Правила эти люди неизбежно понимают и должны понимать, как данные свыше. Цель этих правил- интерес рода с маленькой буквы, это нужно людям для продолжения благополучного человеческого существования в роде, т.е. в грядущих поколениях. Но Род, знающий, что ему нужно, которому наплевать на вражду семей, на наследство, на самих индивидуумов, делает свое дело. Это так не только по Ш., похожие мысли у многих до него, причем высказанные явно, а не языком в худ.образов, точно сейчас не скажу, но встречала там и сям.
Но оставим Господа Рода в покое. Бунт против правил переживают все, кто хочет что-то серьезно понять или кто вообще чего-то сильно хочет, в том числе и пресловутого "просветления". Дальше может быть по-разному. Просто бунт ради бунта, как утверждение своего "я", Вагнеру, похоже, не был интересен. Он явно, нелицемерно ищет чего-то другого, болеет чем-то другим. В этом сомнений не остается у тех, кто болеет Вагнером, кому созвучно и пантеистическое ощущение мира, и фрустрация непомерного честолюбия одновременно. Было ли это у Вагнера просто неврозом или чем-то другим - пусть каждый решает сам для себя, но лицемерить и говорить, что версия "просто невроза" равноценна другим, мне что-то не хочется.

Несмотря на то что треть второго акта герои там эзоповым языком пересказывают "Мир как волю и представление", ясно, что у них в мыслях нет по-шопенгауэровски отказываться от своей воли и любви и впадать в смирение.

Нету, нету у них ничего в мыслях, и они не пересказывают WWV, а просто поют о Ночи, как поют, всякий на свой лад, те, у кого, выражаясь Вашим языком, произошел "вынос мозга".

С тем же успехом они могли бы пересказывать Макса Штирнера или Джона Дона.

Стало быть, гезамткунстверк Вагнеру не удался? Или, может, вообще гиблая концепция? Можно и так, но редкое понимание среди вагнерианцев, что ни говори.

Ну хватит. Мне самой вся эта чернуха с гением Рода неприятна, но мне пришлось признать правоту и В., и Ш. "Тристана" я не люблю, хотя свою "дозу" я неизменно получаю, как и всякий, ищущий временного эффекта успокоения Воли при помощи аффектов у Вагнера в оперном зале.

Потом, может, напишу про Чемберлена и остальное.

Пожалуй, произошел явный

Пожалуй, произошел явный перебор с моей стороны в применении стратегии оборонительного высокомерия. Так что пусть уважаемая Sletelena примет это как извинение. Мои посты исправлены. Вагнер всегда ссорил людей - на эту тему наверняка уже какой-нибудь психолог отписался.

Ну началось...

Сначала мы пишем лихой пост, получаем на него столь же лихой ответ, пишем ещё пару постов. А потом у нас наступает просветление, в сердце произрастает небесная благость, и в качестве благостного извинения первый пост исправляется - чтобы тем вернее посадить оппонента в лужу! )) Потому что его сатирический ответ получается вообще непонятно на что. И что мне теперь делать? Тоже перелопатить свой пост в духе академической благости - или, может, сразу заменить его Первым Посланием Петра? Уж благость так благость, как говорится...

Короче, ничего я править не буду, просто сделаю там в скобках пояснение. И вообще, дорогие друзья, давайте договоримся раз и навсегда: когда на что-то уже отвечено, править это нельзя - разве что пару слов поменять, если что-то действительно важное осенило потом. На всякий случай повторяю ещё раз для тех, кто в небесном танке: правки закончены! Нет второму просветлению с возвращением первого поста! Даже если тот вариант у Вас где-то сохранён и просветление таки наступило, всё равно не надо, иначе мы увязнем в этом "опыте практического применения теории вечного возвращения". Если мнение или настроение в ходе дискуссии изменилось, изменение можно отразить в последующих комментариях. В этом смысле Вы, уважаемая Multilingua, доказали свою продвинутость и вполне уели меня уже одним упоминанием извинения - самой мне слова "спасибо" и "извините" в комментах даются нелегко )) На этом и стоило остановиться, тем более что ничего такого катастрофически ужасного в том первом посте не было. На крупных порталах время на изменение сообщений, как правило, ограничивается автоматически, но у нас эта функция не реализована, поэтому остаётся надеяться на сознательность пользователей.

По сути.
Во-первых, лично я ни с кем не собираюсь ссориться из-за Вагнера, это абстрактная тема, просто обмен мнениями, мы же не диссеры тут друг другу зарубаем. Если у кого-то не так - ради бога, я только за себя говорю, естественно.

Во-вторых, напоминанием подробностей теории Шопенгауэра Вы меня таки убедили в паре пунктов, но в основном нет. Это весьма произвольное толкование - и про построение теории на феноменах, и про отношение к самоубийству, и про "позор" ради любви, и про буддистскую подоплёку там, где прямо о ней не сказано. Однако, несмотря на свои несогласия, я нахожу Ваш ход мысли интересным и заслуживающим внимания, поэтому предлагаю вот что. Здесь Ваши рассуждения на самом деле не особо к месту, но они были бы к месту в отдельной статье или эссе. У нас там вообще маловато современных материалов, и какой-то могущей смутить авторитетностью авторов они не отличаются. Так что выбирайте сами тему и пишите. Меня, в частности, заинтересовал момент с буддистским перерождением Изольды в Кундри и Тристана в Амфортаса. Но можете написать и о чём-то другом, выбрать любую узкую или более широкую тему - и там тогда можно будет продолжить дискуссию (или не продолжить в зависимости от). Тему желательно предварительно согласовать, хотя и не обязательно, если Вы уверены, что в материале не будет утверждений на грани религиозной и национальной пропаганды, а также здравого смысла.

В-третьих, напоминаю, с чего, собственно, началась эта дискуссия. Вас, уважаемая Multilingua, не устроила моя фраза в другом материале о том, что Вагнер всё перемешал и перепутал - это относилось к его пониманию теории Шопенгауэра в период написания "Тристана" и романа с Матильдой Везендонк. Вы называете это искажением фактов и говорите, что Вагнер ничего не путал, а думал над вопросом. Но здесь нет никакого противоречия и никакого искажения фактов. "Перепутал" - многозначное слово, которое может быть понято и как намеренное перемешивание собственных думаний над вопросом с теорией Шопенгауэра, и как запутывание толкования своих личных чувств и аффектов с целью подгонки их под эту теорию, и ещё десятком способов. Если кому-то не нравится многозначность слов в русском языке, могу только посочувствовать - мне она нравится, я намерена пользоваться ею и впредь, лавров академичного философа мне не надо - и пусть каждый толкует, как ему интереснее.

В-четвёртых, про "Тристана".
Стало быть, гезамткунстверк Вагнеру не удался? Или, может, вообще гиблая концепция? Можно и так, но редкое понимание среди вагнерианцев, что ни говори.
Концепция нормальная, но "Тристан и Изольда" по-любому не гезамткунстверк. В нём универсального ничего нет - сложная музыка, затянутый в первом и втором акте текст при минимуме сценического действия, сюжет и мораль, мягко говоря, не для всех - где тут гезамт? Это великий кунстверк - для понимающих и подготовленных, и ничем это не хуже гезамткунстверка для них, просто это не он.

И ещё по организации местной жизни.
Но везде, кроме сферы "жестких наук", возможны разные уровни восприятия, а, стало быть, высказывания разной ценности.
Это очередной малоперспективный абсолют, мы же придерживаемся нормального социо-пропорционального подхода. Слово "ценность" в Вашей фразе не корректно, правильнее сказать "глубина", а ценность есть произведение этой глубины и процентного числа тех, на кого она рассчитана. В условно-упрощенном виде формулы эти величины обратно пропорциональны - ценность высказываний разной глубины таким образом практически равна с минимальным приоритетом средних по глубине высказываний над крайними (наиболее глубокими и наиболее поверхностными). Отсюда мораль: Ваша лондонская рецензия так же нужна и замечательна, как почти все другие, кроме самых неудачных - плюс к тому я действительно о ней просила. Фразой об оценке визуала и о Кандинском я хотела лишь намекнуть, что не стоит жёстко утверждать чрезвычайную ценность своих философских изысканий, хотя их глубина у Вас несомненна - и точно так же не стоит требовать повышенного пиетета к сторонним источникам. Извиняюсь, если намёк вышел слишком толстым )) Что касается неудачных рецензий и комментариев - я считаю таковыми откровенно злобствующие без аргументации по делу сочинения объёмом свыше 500 знаков. Таких рецензий на сайте, кстати, нет, есть только отдельные комментарии к ним .

Во-вторых, напоминанием

Во-вторых, напоминанием подробностей теории Шопенгауэра Вы меня таки убедили в паре пунктов, но в основном нет. Это весьма произвольное толкование - и про построение теории на феноменах, и про отношение к самоубийству, и про "позор" ради любви, и про буддистскую подоплёку там, где прямо о ней не сказано.

Возможно, тема будет продолжена, если я состряпаю отдельную статью, посвященную этому вопросу. Но, поверьте, я им занимаюсь давно и имею некоторую проф. подготовку. Так что про "феномены" и "ноумены", а так же про мой "произвол" в отношении Ш. в вагнеровском ключе еще, может быть, будет возможность поговорить, но вряд ли изложение этого в отдельном материале будет менее скучным для тех, кто философией не интересуется.

Но кое-что хотелось бы все же громко сказать уже здесь и теперь: Вагнер, при всех его пороках, совсем не идиот в своих неоперных текстах (к сожалению), каким может показаться и каким его обычно изображают.

"Тристан и Изольда" по-любому не гезамткунстверк. В нём универсального ничего нет - сложная музыка, затянутый в первом и втором акте текст при минимуме сценического действия, сюжет и мораль, мягко говоря, не для всех - где тут гезамт?

Под гезамтом понимают прежде всего не универсальность, а синтез, необходимое объединение "разлученных" в ходе истории видов искусств, которые были когда-то неделимым целым в греческой трагедии. Этот синтез по В. предполагает, как минимум, что данная музыка может для достижения цели "выпевать" только эти слова, слова только с этим содержанием, и, в идеале, даже только с этим фонетическим звучанием. А данные слова должны "осмысливать" именно эту музыку. Это для Вагнера было важнее всего. Для меня это так и работает. Почему-то я уверена, что если бы я услышала Тристана в первый раз, не имея понятия о Вагнере, и на слова Джона Донна, эффект был бы совершенно иным, скорее всего, показалось бы, что это что-то странное, и не более того.

Но это, опять же, слишком необъятный предмет, чтобы о нем говорить сейчас здесь.

Многие считают, что в-ская затея с гезамтом совершенно не удалась. Хайдеггер, например, так считает. Лев Толстой так считает, но он явно был "не в теме". А по мне, так удалась. Конечно, не так, чтобы "ни единого слова не выкинуть" и "ни единого слова не поменять", но в главном - да, несомненно.

Это очередной малоперспективный абсолют, мы же придерживаемся нормального социо-пропорционального подхода. Слово "ценность" в Вашей фразе не корректно, правильнее сказать "глубина", а ценность есть произведение этой глубины и процентного числа тех, на кого она рассчитана

Если ценность понимать экономически, то Вы правы. Но можно понимать иначе и без всякого Абсолюта. Очевидно, что применительно к высказываниям "глубокого жанра", например, к труднопонимаемым религиозным или философским, ценностью и будет та самая глубина, т.е. здесь это всего лишь соответствие подхода самому жанру. Ни Шопенгауэр, ни Кант, ни Платон на поверхности "не берутся". То, что берется - недопонимание. У Ш. есть недоработки, недовысказанность, иногда, кажется, даже недодуманность. Но в глубине ему не откажешь, как и Вагнеру.