Вячеслав Власов. Рихард Вагнер и великая княгиня Елена Павловна

К 155-летию гастролей Рихарда Вагнера в Санкт-Петербурге

Морозный февраль 1863 года. Невысокого роста немец в берете, укутанный в поношенную шубу, прибыл в Санкт-Петербург с мечтой поразить публику своей музыкой и встретиться с «самой милой и приятной княгиней, которую когда-либо знал». Как сложилась бы судьба Рихарда Вагнера, будь тогда русская княгиня более благосклонна к великому композитору?

ЗНАКОМСТВО С «МАДАМ МИШЕЛЬ»

«На первом плане здесь – Великая княгиня Елена. Мне представляется, что она окажет огромное, решающее влияние на всю мою оставшуюся жизнь» (из письма Вагнера, 9 марта 1863 года).

Рихард Вагнер встретил 1863 год – год своего пятидесятилетия в привычном для композитора состоянии: в грандиозных творческих планах и долгах. В мечтах о постановке на сцене давно оконченной оперы «Тристан и Изольда» и о покупке дома в Германии. Для реализации планов не хватало лишь найти щедрого покровителя или организовать несколько концертов с хорошим гонораром.

Баварский кронпринц Людвиг к тому времени уже глубоко проникся вагнеровским «Лоэнгрином», но еще не спешил предложить композитору материальную помощь. А из интересных приглашений выступить с концертами осталось всего одно, от Петербургского филармонического общества, дожидавшегося ответа несколько лет.

Пианистка Мария Калерджи, хорошая знакомая Вагнера, рассказала ему о русской княгине Елене Павловне, урожденной принцессе Вюртембергской. Вдова младшего сына Павла I - Великого князя Михаила славилась тем, что поддерживала современное искусство, и в душе композитора зародилась надежда на знакомство с Великой княгиней и на ее возможное покровительство.

Молниеносно запросив и получив от Петербургского филармонического общества аванс за три концерта, Вагнер укутался во взятую напрокат подержанную шубу, надел свой любимый берет и отправился поездом в морозный, заснеженный, теперь обещающий гораздо большее, нежели несколько тысяч рублей серебром, Санкт-Петербург.

Великая княгиня Елена Павловна, или «мадам Мишель», как шутливо называли ее в царской семье, была действительно незаурядным человеком: блестяще образованной женщиной, ярым сторонником либеральных реформ и отмены крепостного права, учредителем больниц, детских приютов, медицинских училищ.

Она выделяла свои собственные средства для создания Русского музыкального общества и Петербургской консерватории, патронировала их. Классы консерватории располагались в ее дворце. Княгиня слыла известным меценатом, помогавшим многим писателям, художникам и музыкантам.

После смерти мужа Елена Павловна устраивала в Михайловском дворце вечера, на которых собирался весь цвет интеллигенции Петербурга. Формально хозяйкой вечеров считалась фрейлина княгини - баронесса Эдита Федоровна Раден, а сама Елена Павловна появлялась на них как гостья. Именно на один из таких вечеров и мечтал попасть Рихард Вагнер, надеясь, что княгиня заметит его и захочет познакомиться поближе.

Но, откровенно говоря, Вагнер в то время был не настолько популярен в России, чтобы удостоиться приглашения к княгине. Ни одна из его законченных опер («Риенци», «Летучий голландец», «Тангейзер», «Лоэнгрин») еще не была поставлена в Петербурге, хотя все они шли на сцене рижского театра. Публика знала несколько симфонических отрывков из его произведений, и лишь музыковедам были знакомы его литературные труды о музыке будущего.

Работу Вагнера в рижском немецком театре в 1837-1839 годах и написанный им в то время гимн «Николай» на коронацию Николая I в столице забыли. Но о его участии в Дрезденском восстании 1849 года и о дружбе с Михаилом Бакуниным здесь помнили очень хорошо. Поэтому, еще не успев ступить на российскую землю, композитор попал под наблюдение тайной полиции. В этих обстоятельствах Вагнеру могли помочь только надежные рекомендации.

Уже упомянутая Мария Калерджи отрекомендовала Вагнера композитору Антону Рубинштейну, которому покровительствовала Великая княгиня. Личный врач Вагнера попросил своего приятеля, доктора Елены Павловны, замолвить слово о композиторе перед баронессой Раден. В результате, 22 февраля 1863 года Рихарда Вагнера пригласили на вечер в Михайловский дворец, где он был представлен сначала баронессе, а потом и самой Великой княгине.

Елена Павловна была наслышана об успешном первом концерте Вагнера в Зале Дворянского собрания 19 февраля 1863 года. За последние три дня Петербург наполнился слухами о странном немце, виртуозно дирижировавшем наизусть, обеими руками, повернувшись лицом к оркестру, что было весьма необычно для русской публики. И вот этот странный немец, завершивший свой концерт исполнением на бис «Боже, Царя храни!», стоит перед ней.

Великая княгиня завела светскую беседу о гастролях композитора и его творческих планах, а Рихард Вагнер с упоением рассказывал ей о том, что привез для петербургской публики фрагменты еще не оконченной тетралогии «Кольцо Нибелунга» по своей собственной поэме. Елену Павловну заинтересовало содержание оперы, и она пригласила Вагнера на чай в узком кругу, пожелав, чтобы композитор сам прочел ей либретто.

ПЕРВОЕ ЧАЕПИТИЕ В МИХАЙЛОВСКОМ ДВОРЦЕ

«Уже одно лицо ее совершенно пленило меня, и я надеюсь, что мне пришлют ее портрет. Если бы эти люди не жили в таком ужасном климате, то я наверно переселился бы туда, чтобы быть с Великой княгиней» (из письма Вагнера, март 1863 года).

Эти мысли не выходили у композитора из головы после приема у Великой княгини во время вечерней прогулки от Михайловского дворца к дому 38 по Невскому проспекту, где он остановился в немецком пансионе. Княгиня пленила его своими манерами, образованностью, умом. Она уже почти 15 лет носит траур по своему супругу, но по-прежнему красива. И что самое главное, за время непродолжительной беседы она смогла понять, каким новым словом в искусстве является его «Кольцо Нибелунга»! Или же ей стало просто любопытно?

Как неловко получилось, думал Вагнер, княгиня просит его лично прочесть ей либретто, а текста в Петербурге как раз и нет; боясь проблем на таможне, композитор не взял его с собой. Несколько сотен метров прогулки даются ему с трудом: лицо обдувает пронизывающий мокрый ветер, словно специально оттягивающий нетерпимо долгий момент, когда можно будет приказать жене немца – управляющего пансионом телеграфировать в Лейпциг срочное поручение отпечатать и выслать в Михайловский дворец текст поэмы.

Еще во дворце Вагнер сообразил, что будет гораздо быстрее доставить из Берлина в Петербург либретто «Нюрнбергских Мейстерзингеров», его, по крайней мере, не нужно отпечатывать. Спасибо фрейлине Раден, что уговорила свою госпожу сперва устроить чтение «Мейстерзингеров». Да и сама баронесса Раден оказалась «женщиной большого ума, широко образованной и добропорядочной; одного лишь знакомства с этой дамой было бы довольно».

Итак, надо подождать несколько дней, как раз пройдет второй концерт в Зале Дворянского собрания. Елене Павловне, несомненно, сообщат о том, что господин Вагнер поразил публику исполнением симфоний Бетховена, а также фрагментов из «Валькирии», Вступления и Смерти Изольды из «Тристана и Изольды», впервые прозвучавших вместе именно тогда в Санкт-Петербурге, и отрывков из самих «Мейстерзингеров», дата чтения либретто которых была назначена в Михайловском дворце на 1 марта 1863 года.

В «узкий круг» собравшихся в тот вечер послушать текст оперы, помимо Елены Павловны и баронессы Раден, входили Великая княгиня Мария Николаевна, фрейлина Елена Стааль и почтенных лет генерал – друг семьи. Великая княгиня слушала с интересом и очень внимательно, старичок – генерал дремал, а Мария Николаевна, известная своими амурными похождениями, до конца чтения переживала, как бы героиня оперы Ева не вышла замуж за старого башмачника Ганса Закса.

Настроение у всех было самое благодушное, и Вагнеру было даже позволено проводить среди ночи фрейлин Елены Павловны в их покои по бесчисленным коридорам дворца. Все условились собраться еще раз, как только придет с посыльным либретто «Кольца Нибелунга».

Долгожданное либретто, наконец-то, было доставлено, и «узкий круг» наметил дату следующего чаепития, 6 марта 1863 года, сразу после бенефисного концерта Вагнера в Большом (Каменном) театре, во время которого он впервые должен был исполнить «Полет валькирий», переведенный на русский язык в афише как «Заоблачная скачка валькирий».

Подготовка к концерту вымотала композитора: его силы были на исходе, в результате многочисленных сложных репетиций с певцами пропал голос, все это усугубилось простудой на фоне сурового петербургского климата. Посетившая бенефис баронесса Раден заметила, что дирижировать больным и без голоса Вагнер еще может, но прочесть либретто Великой княгине уже не в состоянии, тем более что на следующий день ему нужно выезжать на гастроли в Москву.

Баронесса уговорила Елену Павловну отменить вечернее чаепитие и согласиться с просьбой Вагнера о переносе начала чтения «Кольца Нибелунга» на 20 марта 1863 года. Вагнер обещал вернуться в Петербург на неделю «просто как обычный человек, а не концертант» и посвятить это время обществу Великой княгини.

«И какое счастье было бы, да-да, как я уверился бы в осуществлении главного из всех моих желаний, если бы Ее Императорское Высочество соизволила бы в этот период времени безо всякого стеснения располагать моим скудным дарованием», - этими строчками, отправленными баронессе Раден, он простился с Санкт-Петербургом на две недели.

ЧЕТЫРЕ ЧАСТИ ОПЕРЫ – ЧЕТЫРЕ ВСТРЕЧИ

«Мне достаточно осознавать, что женщина, обладающая одухотворенностью и могуществом нашей Великой княгини, относится ко мне с истинным пониманием. Вот тогда я чувствую себя защищенным, зная, что не пропаду бесследно» (из письма Вагнера, 2 апреля 1863 года).

Москва погружает Вагнера в депрессию. Его раздражает все: зима, постоянные простуды, заставляющие его отменить свой первый концерт и провести несколько дней в постели в гостинице, затем сумасшедшая спешка – нужно отрепетировать и дать три концерта в короткий срок. Раздражают непонятная публика в роскошных нарядах в Большом театре, неслаженный оркестр, несуразные певцы. Никакого сравнения с Петербургом, где Вагнер действительно почувствовал себя триумфатором.

Сама Москва его веселит, напоминая не то большую азиатскую деревню, не то видения из сказок «Тысячи и одной ночи», а необходимость постоянно принимать гостей и самому отправляться на приемы в полубольном состоянии угнетает. Зачем все это? Понятно зачем, чтобы быстрее купить домик в Германии. Вся поездка в Россию обещает принести Вагнеру около 10 тысяч рублей серебром (примерно 200 тысяч ЕВРО в современных деньгах). Он никогда еще не держал в руках столько денег, за это можно потерпеть и Азию, и простуду!

Но если постоянно зарабатывать деньги нужно именно таким тяжелым способом, Вагнер не готов к этому. Вот если бы была возможность каждый год несколько месяцев гастролировать в Петербурге и даже в Москве, а оставшуюся часть года тратить заработанные деньги на отдых и на завершение «Нюрнбергских Мейстерзингеров», «Зигфрида» и «Гибели богов»! Согласится ли Великая княгиня стать его покровительницей, выделит ли она средства на постановку «Кольца Нибелунга»?

Да, «Нибелунги»… Их нужно как можно скорее прочесть Елене Павловне в этом чудесном салоне в Михайловском дворце. Как жаль, что в «Кольце Нибелунга» всего четыре части, а то вечеров у княгини могло бы быть больше. Сказать ей прямо о зародившихся планах не позволяет этикет, надо непременно посоветоваться с баронессой Раден.

«С какой радостью стремлюсь я к этой редкостной княгине приблизиться! Истинной целью и сутью своего северного путешествия я считаю то время, которое она уделит мне для служения ей», - Вагнер вывел корявым почерком строки, предназначенные не столько для фрейлины, сколько для прочтения Великой княгиней. По части лести его было трудно превзойти. И сразу же начал писать записку своей приятельнице Матильде Майер: «Только теперь проясняется, что именно сулит мне знакомство с Еленой Павловной. Надо вести себя умнее и практичнее». Отдав письма посыльному, композитор задумался, как ему следует поступить дальше.

Прибыв 20 марта в Петербург, Рихард Вагнер узнал, что его планы побыть в городе просто туристом сильно откорректированы. В дополнение к уже согласованному его участию 21 марта в бенефисном концерте Карла Шуберта в Большом (Каменном) театре, друзья просят Вагнера провести 2 апреля прощальный концерт в Зале Дворянского собрания, но обещают не слишком большой кассовый сбор из-за Пасхальных праздников. Елена Павловна просит его дирижировать 5 апреля благотворительным концертом под ее патронажем в пользу заключённых в тюрьму должников.

Композитор соглашается в надежде увидеть княгиню на одном из этих концертов, передавая ей через баронессу Раден, что иначе «концерт станет для него лишь в тягость». Но Елена Павловна простужена, в свет не выходит, концерты не посещает, хотя и соглашается начать чтение «Кольца Нибелунга» 24 марта 1863 года.

Получив это известие, Вагнер безо всяких вступительных лестных слов пишет баронессе Раден: «Вот это радость! Господи, где же нашему брату найти нужные слова и звуки, ведь не вскормлены мы амброзией и нектаром – чудодейственными яствами, что греки уготовили своим богам. Вот видите, я совсем сбит с толку, как это бывает от экстаза! Так узнайте же меня, мои дорогие, и почувствуйте, как я нуждаюсь в пище богов. И тогда она выпадет и на мою долю!»

При встрече 24 марта Вагнер абсолютно откровенно заверил Великую княгиню в том, что во время своей московской поездки он изрядно соскучился по Санкт-Петербургу и каждый день ждал весточек от баронессы Раден о состоянии здоровья Ее Императорского Высочества.

Умолчав об ассоциациях с Азией и с большой деревней, композитор рассказал о своих прогулках по Москве, о встречах с Николаем Рубинштейном, руководителем опекаемого княгиней Русского музыкального общества, и с князем Одоевским, и даже рассказал услышанный про себя самого в Москве анекдот. Мол, пришедший на его концерт в Большой театр торговец, решительно ничего не понимавший в музыке, изумился: «Боже, какое чудо! Как это получается у господина Вагнера с его крохотной палочкой? Ведь у меня всего пять продавцов, и то, сколько с ними хлопот, а он так хорошо управляется со стапятьюдесятью служащими!»

О концертах Вагнер говорил с большой гордостью: Большой театр рукоплескал после каждого исполненного фрагмента из его опер. Московская публика услышала гораздо меньше вагнеровской музыки, нежели петербургская, но в Москве прозвучал один новый фрагмент, который Вагнер представит в столице лишь через неделю: свадебный марш из «Лоэнгрина». Исполнить его на рояле, а тем более напеть, Вагнер вежливо отказался, но пригласил всех на концерт через неделю, а затем начал чтение «Кольца Нибелунга».

Декламация либретто в салоне Великой княгини растянулась на четыре вечера. Наконец, поэма была осилена. Несмотря на недомогание, Елена Павловна не пропустила ни одного вечера, слушала, по словам самого композитора, с большим вниманием, затаив дыхание. Впоследствии Вагнер писал об этих вечерах: «Хотя на таких вечерах я и чувствую себя стесненным, но должен признаться, что они были самым удачным завершением моих выступлений и успехов в России. Когда я вспоминаю всю проявленную княгиней заботу обо мне, у меня является глубочайшее желание быть ей каким-либо образом полезным, стать верным ее слугой до конца моей жизни».

Между строк проскальзывают мысли, не дававшие Вагнеру покоя в течение этих четырех вечеров. Поразил ли он княгиню, прониклась ли она всей серьезностью его поэмы, будущего оперного шедевра? Ведь он исполнял отрывки из «Кольца Нибелунга» в Петербурге, а княгиня не пришла ни на один концерт, несмотря на приглашения композитора и специально сделанные для нее Вагнером от руки пометки на полях программок о сюжетах этих фрагментов.

И баронесса Раден, и Антон Рубинштейн, конечно же, сообщили ей, какой блестящий успех эти концерты имели у публики. Может быть, она захотела послушать вагнеровскую музыку приватно во Дворце, не зря же фрейлина спрашивала Вагнера, какой величины оркестр ему потребуется в небольшом помещении? Обидно, если это было просто любопытство.

В вечер последнего чтения 7 апреля 1863 года, глядя Великой княгине в глаза, Вагнер искал ответ на самый главный для него вопрос: что она решила в отношении его будущего? Несомненно, благороднейшая баронесса Раден рассказала ей самым деликатным образом о желании композитора периодически возвращаться в Петербург с концертами за хороший гонорар. Вагнер просил фрейлину помочь ему выглядеть достойно в глазах княгини.

Умная Елена Павловна все понимала о денежной составляющей этого желания, ведь не зря же она интересовалась не очень удачными кассовыми сборами бенефисного концерта композитора. Она знала о согласии филармонического общества с проведением новых концертов Вагнера в Петербурге на следующую Пасху, требовавшем, однако, ее одобрения.

Вагнер не смог прочесть ответ в глазах Великой княгини отчасти потому, что был вынужден отводить от них взор, боясь, чтобы его прямой взгляд не выдал глубокую симпатию, которой он проникся к этой очаровательной женщине за последние несколько недель. А нарушить этикет и напрямую задать вопрос члену царской семьи композитор был не вправе.

Что ж, если нужно выслушать приговор из уст баронессы Раден, Вагнер был внутренне готов к этому. Но это будет завтра, а пока, осыпанный комплиментами и благодарностями Ее Императорского Высочества, раскланявшись, Рихард Вагнер покинул Михайловский дворец. Он чувствовал растерянность и искреннюю грусть, ведь он может больше никогда не увидеть «самую милую и приятную княгиню, которую когда-либо знал». Несмотря на промозглый ветер, в тот вечер он долго бродил по Михайловской площади, вглядываясь в тусклый свет в окнах парадной гостиной оставшегося за его спиной дворца.

ПОВЕРЕННАЯ В ДЕЛАХ КНЯГИНИ И ВАГНЕРА

«Это цельная и одаренная натура с благородным характером, прекрасно воспитанная. Она стала мне очень дорога». «Интерес ее ко мне заметно возрастал. Она словно чувствовала, что для меня надо было сделать нечто более весомое, чем все то, что можно было бы ожидать от ума и характера ее госпожи» (из письма и воспоминаний Вагнера).

Какой занимательный сюжет оперы, – думала баронесса Раден, – прямо как у нас сегодня на вечере: бог Вотан спускается в недра земли к богине мудрости Эрде, вопрошая ее о своей судьбе. Так и наш господин Вагнер наведался к Елене Павловне. Вотану Эрда ничего не сообщила, отправила к Валькирии Брюнгильде. Придется мне завтра быть Валькирией, - заключила баронесса.

Эдита Федоровна прекрасно понимала, что Рихард Вагнер – новое явление в музыкальной истории. За два неполных месяца весь просвещенный Петербург признал его гениальное дирижерское искусство. А те, кто ругали его как композитора, рисовали на него карикатуры, смеясь над вагнеровской «музыкой будущего», сами вызывали у нее усмешку. Жаль, что салон Михайловского дворца не может вместить всех этих критиков, узнали бы «Кольцо Нибелунга» не по газетным статьям!

Концерты Вагнера, и вправду, были потрясающими, фрейлина Раден знала это не понаслышке. Ее поразила музыка из «Тангейзера», и баронесса вместе с остальной публикой аплодисментами просила маэстро исполнить на бис увертюру к «Лоэнгрину». Обрусевшая немка услышала в этой музыке нечто родное, не свойственное творениям русских композиторов. Как жаль, что Елена Павловна, тоже немка по рождению, не смогла посетить эти концерты.

Вагнер талантлив, но он, конечно же, льстец – думала баронесса. Не проходит и дня, чтобы он не написал ей письма «с величайшим почтением» и с просьбой к «высокочтимой», «всемилостивейшей» и «дражайшей» фрейлейн похлопотать за него перед княгиней, на описание существующих и воображаемых достоинств которой он не жалел пера. Как бы Эдита Федоровна хотела помочь, но поди разбери, что Вагнер хочет!

Когда он неоднократно просил позволения ежегодно повторять свои концерты в Петербурге, и баронесса, и сама Елена Павловна намекнули ему, что не возражают, пусть ждет приглашения от филармонического общества. Казалось, вопрос решен однозначно, но Вагнер не успокаивался и выдвигал одну сумасшедшую идею за другой.

Сперва, обещая за три года сделать петербургский оркестр лучшим в мире, Вагнер просил взять его на службу в дирекцию императорских театров в качестве дирижера с фиксированным годовым содержанием. При этом работать больше двух месяцев в году он не собирался. Не в характере Великой княгини выбрасывать деньги на ветер, и фрейлина вежливо намекнула композитору, что его просьба по сути мало отличается от уже оговоренных ежегодных концертов, обещавших, как показали гастроли этого года, хорошие кассовые сборы.

Затем Вагнер просил дать ему любую должность, спокойную комнату, пропитание, обслуживание и карманные деньги, чем вызвал у баронессы Раден недоумение. Вагнер был нужен миру как великий композитор, а не как дворцовый клерк. И вот, полученное сегодня письмо все разъяснило: подробно описав планы на строительство дома в Германии, композитор честно признался, если он потратит на это все заработанные в России деньги, ему просто не на что будет жить и творить свои оперы.

Вагнер предельно откровенен, он не видит иной возможности реализовать свой талант без покровительства коронованного мецената. И сам он пребывает в затруднении: отказываться ли от затеи с постройкой дома, и может тогда полностью переехать в Россию? Эта откровенность заставила баронессу задуматься.

Ее госпожа, пусть и была Вюртембергской принцессой по происхождению, всю жизнь после замужества вела себя как истинно русская княгиня и поддерживала нуждающиеся русские таланты. Без нее не состоялись бы композитор Антон Рубинштейн, художники Карл Брюллов и Иван Айвазовский, в Россию не были бы привезены полотна Александра Иванова; эти примеры можно продолжать. Великая княгиня не желала изменять своим принципам, но и сразу отказывать Вагнеру тоже не хотелось.

В результате две дамы решили этот вопрос отложить, а Вагнеру посоветовать сохранять надежду. Но сегодня вечером об этом никто даже не обмолвился, в парадной гостиной Михайловского дворца внимание всех собравшихся было приковано к либретто «Смерти Зигфрида», завершающей части «Кольца Нибелунга».

Наутро баронесса Раден, вооружившись доспехами дворцовой Валькирии – пером и бумагой – отправила Вагнеру лаконичную записку: «Стройте дом и надежды не теряйте», приложенную к подарку от княгини. Елена Павловна передала ему свой портрет и 1,000 рублей серебром из ее собственных денег (примерно 20,000 ЕВРО в современных деньгах) в знак благодарности за бесплатное выступление на концерте в Зале Дворянского собрания в пользу должников, содержащихся в заключении, прошедшем под ее покровительством. Баронесса Раден подумала, что вечно пребывающий в долгах Вагнер оценит этот жест княгини.

Ответ не заставил себя долго ждать. Рихард Вагнер премного благодарил и сообщал, что немедленно отдает распоряжение о покупке земельного участка под Берлином. «22 мая, – написал он, – будет днем моего пятидесятилетия. Смогу ли явиться в этот день на мою последнюю отчизну, в мое рабочее пристанище? Не слишком ли я опрометчив? Правильно ли я понял дорогих мне дам? Если я не ошибся, то признаю истинно божественную природу княжеской власти и почитаю ее. Не нахожу слов, чтобы высказать, как глубоко я растроган ожидаемым благодеянием. Все, на что я способен, что создаю, должно принадлежать Высокочтимой особе. Скажите же ей, с каким чувством я покидаю Петербург!»

На пограничной станции Вагнер получил телеграфный ответ баронессы: «Опрометчивы не слишком». Импульсивный и прямолинейный композитор расценил этот ответ как вежливый отказ Елены Павловны. Зря он уже написал всем друзьям, что его петербургские дела практически решены, и даже озвучил количество концертов и запланированный гонорар на три года вперед. В одночасье рухнули надежды на обретение «последней отчизны» и возможность «смиренно припасть к стопам Ее Императорского Высочества».

БАВАРСКИЙ КОРОЛЬ ОКАЗАЛСЯ ЩЕДРЕЕ

«В Вашем благородном кругу я получил надежду на ту возможность, которой так божественно прекрасно было суждено осуществиться» (из письма Вагнера баронессе Раден, 1864 год).

Вагнер не поверил словам Великой княгини о том, что не стоит терять надежды. Самовлюбленный гений решил, что в Петербурге его больше не ждут. Спустя несколько лет он выплеснул свое раздражение высокомерным тоном, которым описал Елену Павловну в мемуарах. Хотя, судя по его письмам после встреч с княгиней, он испытывал к ней совершенно другие чувства.

Дом в Германии Вагнер так и не купил, а все заработанные в России деньги прокутил за год. Как раз к тому времени Людвиг II, обожавший сюжеты его опер, вступил на баварский престол. Король подружился с Вагнером и финансировал все его оперные постановки. Не без доли язвительности Вагнер написал об этом баронессе Раден (а по сути, Великой княгине), намекая, что у Елены Павловны тоже был шанс, но она его упустила.

Спустя еще два года Вагнер, наконец, получил приглашение на гастроли в Петербург, но вежливо отказался, ссылаясь на большое количество работы в комфортных условиях, обеспеченных ему королем. «Я упросил своего высокопоставленного покровителя, правящего короля Баварии, в качестве особого свидетельства глубины Его взглядов позволить мне в течение ряда лет в полном уединении в отдаленном сельском доме в Швейцарии сосредоточиться только на завершении различных уже намеченных мной произведений», - писал он Филармоническому обществу в Петербурге в 1866 году.

Больше в город на Неве композитор никогда не возвращался, хотя часто с теплотой вспоминал свое северное путешествие: теплый прием публики и оркестра, а также огромную сумку с наличными деньгами – гонораром. Das ist Russland, - добавлял он при воспоминаниях об этой сумке. А друзьям говорил, что если когда-нибудь и покинет свое насиженное гнездышко, то только ради еще одной поездки в Россию.

Великая княгиня Елена Павловна следила за новостями об успешной постановке «Нюрнбергских Мейстерзингеров» в Мюнхене в 1868 году. В том же году она посетила премьеру оперы «Лоэнгрин» в Мариинском театре, постановкой которой Вагнер руководил дистанционно через своего русского друга Александра Николаевича Серова. О чем думала она, сидя в тот вечер в великокняжеской ложе театра? Может быть о том, что русская княгиня стала первой царственной особой, которой великий композитор декламировал либретто своих новых опер? Мы этого никогда не узнаем.

***

Цитаты из писем Рихарда Вагнера приведены по книге Сапонова М. А. «Русские дневники и мемуары Р. Вагнера, Л. Шпора, Р. Шумана».

Замечательная история

Небанальная тема и отличная подача - спасибо Вам, уважаемый Вячеслав Власов! С интересом ждём продолжения, о котором был намёк :) И всем пользователям, в свою очередь, тоже намёк: вот такого рода материалы современных авторов нам архи желательны. Задумчивого и серьёзного на сайте уже достаточно много, взаимоугрызательных дискуссий тоже, а ведь читать-то большинство любит просто хорошие рассказы о чём-то любопытном и малоосвещённом.

По теме вагнеровских гастролей - лично мне всегда было очень досадно, что никто даже не попытался продвинуть заграничной уже знаменитости наши уже бывшие к тому времени оперные достижения. Да, я про оперы Глинки. К Листу здесь претензий быть не может, ему с другом и много о чём ином было поговорить. Но наши-то! А тоже, небось, считали себя патриотами...

Замечательная история

Спасибо, Sletelena! Ждите продолжения!