Вячеслав Власов. Воссоединение на берегах Даугавы

«Воссоединение на берегах Даугавы» – рассказ о становлении в 1837 – 1839 годах в Риге характера тогда еще молодого, а теперь всемирно известного композитора Рихарда Вагнера. В моем повествовании переплелись семейные драма и счастье; тяжелый быт и муки творчества начинающего маэстро, его безграничный талант, целеустремленность и огромная сила воли, благодаря которым Вагнер навсегда останется на вершине мирового музыкального олимпа.

Посвящается 180-летию со дня вступления Рихарда Вагнера в должность капельмейстера Немецкого театра в Риге в августе 1837 года.

ГЛАВА I. ВЕНЧАНИЕ В КЁНИГСБЕРГЕ

Эта история началась 24 ноября 1836 года в Трагхаймской церкви старинного немецкого города Кёнигсберг, когда перед алтарем разругалась венчавшаяся пара. Симпатичная актриса местного драматического театра Христина Вильгельмина Планер изо всех сил толкнула в бок своего жениха – начинающего композитора и дирижера Рихарда Вагнера, замечтавшегося во время свадебной церемонии и забывшего надеть обручальное кольцо на руку своей молодой жене.

Вагнер и правда задумался; мысли перенесли его на два с половиной года назад, в лето 1834 года, на немецкий курорт, где он впервые встретил эту молодую, пусть и на четыре года старше его, красивую и неприступную женщину. Чуть позже он узнал, что Минна, став жертвой насилия в подростковом возрасте, теперь воспитывала дочь, которую выдавала за младшую сестру. С тех пор, помимо влечения к этой женщине, Рихарда не покидало стремление защитить ее, оградить от всей жестокости бренного мира. Они часто встречались в Магдебурге, где оба жили, но Вагнеру потребовалось несколько лет, чтобы осознать желание соединить с Минной свою нелегкую судьбу.

Осенью 1835 года Минна уехала на затяжные гастроли в Берлин, где успешно исполняла роль Эсмеральды в спектакле «Собор Парижской Богоматери» по роману Гюго. В душе Вагнера «разыгралась настоящая буря», он понял всю глубину своих чувств к Минне, попросил ее вернуться и впервые заговорил о женитьбе. «Моя дорогая и единственная, – писал он ей, – вынесу ли я твое отсутствие? Ты стала частью меня, и без тебя я чувствую, как будто лишился части себя».

Перед Минной, выросшей в очень бедной семье и вынужденной самостоятельно зарабатывать на жизнь, стоял тяжелый выбор: остаться рядом с любимым – постоянно пребывающим в долгах молодым композитором, или принять приглашения провинциальных театров, обещавших примадонне интересные и денежные роли. На этот раз приглашение пришло из театра в Кёнигсберге; без радости она выбрала заработок, и, оставив своего возлюбленного в Магдебурге, отправилась в путь. Вагнер вспомнил свою тоску и их полную страсти переписку того периода, а также настойчивость, с которой его пассия поставила жесткое условие кёнигсбергкому театру: она отказалась подписывать постоянный контракт до тех пор, пока театр не пригласит Рихарда Вагнера на должность капельмейстера. Милая Минна делала все, чтобы помочь ему и ускорить их воссоединение.

Им обоим, посвятившим свою жизнь искусству, уже в молодости пришлось перенести множество испытаний: нужду, бедность, голод, неустроенность, невостребованность, постоянные переезды в поисках театров, способных оценить и, в буквальном смысле слова, купить их талант. Почему бы через дальнейшие испытания им не пройти вдвоем? Они страстно любили друг друга, Минна верила в композиторский талант Рихарда, даже помогла ему советами, как более естественно выписать женские партии для его новой оперы «Запрет любви».

У Вагнера больше не было сомнений: он уедет к Минне в Кёнигсберг в июле 1836 года, как только закончится театральный сезон в Магдебурге. Он предстанет перед своей возлюбленной настоящим композитором, только что первый раз в жизни поставившим на сцене свою оперу («Запрет любви»), бросится ей в объятья и поведет ее под венец. Вагнер мечтал, как Минна сменит «невзрачный домишко на бедной, захолустной улице, где она нашла себе прибежище» на добротно и со вкусом обставленную им квартиру, и мысленно выбирал своей будущей жене самое лучшее подвенечное платье.

В предсвадебный день вместо девичника и холостяцкой вечеринки жених и невеста устроили бенефис в театре. Вагнер дирижировал оперой Обера «Немая из Портичи». В ней Минна исполняла пантомимную роль Фенеллы – рыбачки, над которой надругался сын короля Неаполя, бросающейся в конце действия с балкона на скалы. Пусть это не самый подходящий сюжет перед венчанием, но спектакль был тепло принят публикой и принес хороший гонорар, как раз необходимый для оплаты свадебного ужина. Поздно вечером Рихард украсил цветами брачное ложе в снятой им новой квартире и лег спать на жесткой, холодной кушетке, сладостно ожидая завтрашнего начала нового семейного счастья.

Воспоминания чередовались одно за другим, словно во сне. У стоявшего перед алтарем Вагнера в голове все перемешалось: блестящие от радости глаза Минны и доставка сундуков с ее имуществом; восхищенные взгляды, обращенные на Минну всеми собравшимися в переполненной, освещенной ярким солнечным светом церкви и книги с текстами законов, в которых обязательно нужно разобраться. По законам Кёнигсберга (Пруссия) Вагнер был еще несовершеннолетним и не мог вступить в брак без согласия родителей, которого не было. О помолвке он объявил в своей родной Саксонии, где уже считался совершеннолетним. Следовательно, Пруссия должна признать помолвку и дозволить венчание без родительского одобрения. Вот только как быть с кредиторами? Вагнер надеялся оградиться от них в Кёнигсберге, ссылаясь на свое несовершеннолетие и неспособность отвечать по своим обязательствам по прусским законам. А если они узнают о его венчании, то есть о фактическом совершеннолетии, не подадут ли на него в суд?

Кошмарный полусон прервался в тот момент, когда Рихард Вагнер почувствовал удар локтя Минны в бок. Жених полностью очнулся и понял, что он вовсе даже не в зале суда, а в церкви, и что настало время отвечать «согласен». Изумленному пастору ничего не оставалось, как с укором напутствовать молодоженов: в тяжелые времена в их жизни появится неведомый им пока друг. Увидев замешательство на лице Вагнера, он объяснил, что это Иисус. Прагматичный Вагнер, видимо, ожидал другого покровителя, но в тот момент это не имело никакого значения. С некоторой боязнью и волнением, с сердечной теплотой он надел обручальное кольцо на палец женщине, которая следующие 30 лет будет его супругой, его беснующейся богиней Фрикой из «Кольца Нибелунга», и искренне разделит с ним все невзгоды самых сложных лет его жизни и творчества.

Жизненные сложности не заставили себя долго ждать. Вагнера так и не назначили на должность капельмейстера театра, поскольку его предшественник, собиравшийся покинуть свой пост и уехать к жене, завел интрижку с местной актрисой и решил остаться в Кёнигсберге, при этом настроил против своего соперника по службе – Вагнера добрую половину театра. За небольшой гонорар Вагнер работал запасным дирижером, ожидая, когда же старый капельмейстер соскучится по своей живущей на чужбине супруге. В таких условиях вдохновение к нему приходило редко, ничего нового он практически не написал, за исключением увертюры, марша и хора к пьесе Зингера «Правь, Британия», поставленной в феврале 1837 года в Кёнигсберге с Минной в главной роли. Эта небольшая работа композитора примечательна тем, что для нее он впервые расширил состав оркестра, добавив военный духовой оркестр к обычному оперному. Музыкальным директором театра в Кёнигсберге Вагнер стал лишь в апреле 1837 года.

Отсутствие интересной и денежной работы пагубно сказалось на душевном состоянии тонкого романтика Рихарда и на его отношениях с Минной. Вагнер влез в долги и с роскошью обставил семейную квартиру, говоря, что находит в этом источник вдохновения. Но вместо него он находит в почтовом ящике повестку в суд не только от кёнигсбергских, но и от преследующих его магдебургских кредиторов; приходится заложить в ломбарде даже столовое серебро – свадебные подарки. «Бедствуя, претерпевая обиды и страдая от сурового климата, который заставлял дрожать и зябнуть даже в летние месяцы», неуравновешенный по характеру, резкий в выражениях Вагнер вымещал злость от собственной неспособности исправить ситуацию на своей молодой жене. Постоянное выяснение отношений между супругами стало нормой, так как Минна тоже любила устраивать скандалы.

Минна упрекала Рихарда в том, что она «отвергла по-настоящему выгодные в материальном смысле предложения и с чувством снисхождения и преданности пошла навстречу бурной страсти молодого, неимущего, плохо обеспеченного человека, чей талант еще ничем не обнаружил себя перед светом». Доведенный до истерики Вагнер обвинял ее во всем: в происхождении из низших классов общества и в мещанской благопристойности; в отсутствии театрального образования, страсти к театру и тонкости натуры; в отношении к сцене исключительно как к средству обогащения, в заискивании перед дирекцией театра и в отсутствии чувства собственного достоинства. Наконец, Вагнер ставил ей в упрек легкомысленное стремление нравиться людям, заявляя, что ее театральный успех основан исключительно на привлекательной внешности.

Обычно после таких обменов любезностями Вагнер долго извинялся, и супруги примирялись до очередного скандала, пока не наступил момент, когда выяснять отношения стало не с кем. 31 мая 1837 года, вернувшись домой после репетиции, Рихард Вагнер обнаружил квартиру пустой. Забрав все свои вещи, Минна убежала в Дрезден с любовником, богатым коммерсантом Дитрихом. Многочисленные поклонники ее красоты в театре, интрижка с другим коммерсантом Швабе, от которой Рихард еще не успел опомниться, а теперь побег! Вагнер бросился вдогонку за женой, но был вынужден вернуться, так как ему банально не хватило денег на дорогу.

Он возненавидел Кёнигсберг и свою беспомощность; обвинял себя в жестоком обращении с Минной, даже оправдывал в своих глазах ее поступок попыткой принять помощь от первого встречного и желанием вернуться в родительский дом. Вагнер мечтал о том, чтобы некогда казавшиеся ему спасительными воды Балтийского залива перенесли его к сбежавшей жене.

Взяв у друзей денег в долг, Рихард приехал к родителям Минны, где и нашел свою супругу. На него обрушилась лавина обвинений в черствости, непонимании и неспособности материально содержать семью. Его раскаяние и извинения приняты не были: Минна отказалась вернуться к Вагнеру, в ее планах был поиск новых контрактов с театрами и отдых в кругу друзей семьи. Узнав об этом, семья Вагнера настоятельно посоветовала ему как можно скорее исправить совершенную ошибку и расторгнуть брак.

Однако любовь к Минне побудила в композиторе совершенно другие желания. Превозмогая сильную душевную боль, ища способ вернуть сбежавшую жену, Рихард Вагнер осознал, что помочь ему может только оно средство: нужно в полной мере проявить качества, пленившие Минну в момент их первого знакомства – талант и огромное трудолюбие. Личная трагедия стала для Вагнера стимулом для глубокого погружения в работу. Он нацелился на новые успехи, за которыми последуют материальные блага и возможность для Минны навсегда оставить сцену и жить безбедной жизнью.

Вагнер отправляет во все знакомые театры партитуры уже написанных им произведений. У него возникает идея создания большой оперы на сюжет популярного романа Бульвер–Литтона «Кола ди Риенци» о римском трибуне Риенци, прочитанного им во время последней встречи с Минной. Он узнает о том, что Немецкий театр в Риге объявляет конкурс на должность капельмейстера, и готовится к участию в нём. Масштаб этого театра гораздо больший, нежели в Кёнигсберге и Магдебурге, и композитор видит в рижской инициативе реальную возможность для развития своего таланта.
В это время кёнигсбергский театр, где Вагнер продолжает дирижировать, точно так же как ровно год назад магдебургский, объявляет себя банкротом. Вагнер даже не расстраивается и оставляет Кёнигсберг без сожаления; ему хочется забыть ужас прошлого. Даже оказавшись проездом в этом городе через 25 лет, он не выходил из гостиничного номера, чтобы ничто не смогло вернуть его в это прошлое хоть на миг.

С благодарностью судьбе он немедленно отправляется в Ригу еще до начала нового театрального сезона. Рига – его полное надежд будущее, где имя Рихарда Вагнера в оперном искусстве будет звучать так звонко, что, однажды, выйдя рано утром на балкон маленького бедного родительского домика в Дрездене, Минна Вагнер услышит громкое эхо этого звука и полетит ему навстречу на крыльях еще не погасшей любви.

ГЛАВА II. АНГАЖЕМЕНТ В РИГЕ

Рекрутинговый процесс кризисных времен двухсотлетней давности мало отличался от современного. Пребывавшее в состоянии кризиса предприятие заменяло весь ключевой персонал кандидатами, обладавшими двумя качествами: впечатляющим послужным списком и скромными запросами к вознаграждению. Не стал исключением и Рижский Немецкий театр. За свою полувековую историю он сумел войти в десятку лучших немецких театров мира, имел устоявшийся репертуар и своих почитателей, но в 1837 году переживал глубокий кризис. Назначенный новым директором театра немецкий актер и писатель Карл фон Хольтей хотел превратить театр в заведение, развлекающее публику комическими операми и водевилями, в том числе собственного сочинения. На эти цели он получил от немецкой общины Риги 15,000 рублей серебром с обязательством обновить труппу и найти нового капельмейстера.

Служба в Рижском Немецком театре казалась Рихарду Вагнеру серьезным продвижением в карьере. Взгляды директора на развитие театра не были ему близки, но за неимением какой – либо другой работы Вагнер принял участие в конкурсе на должность главного капельмейстера, желая во что бы ни стало добиться признания своего таланта. Для своих 24 лет у него было достаточно достижений; к тому же, Вагнер предложил Риге свою энергию, энтузиазм и готовность заняться реформированием рижского театра всего за 800 рублей серебром в год. Если бы в 1837 году он составлял curriculum vitae в современном, а не в пространном «вагнеровском», стиле, оно, наверное, выглядело бы следующим образом.

Судьба Вагнера решилась самым что ни на есть благоприятным образом: фон Хольтей, встретившись с ним в Дрездене в июне 1837 года, был поражен молодостью и в то же время опытом Вагнера, его интересом к итальянской и французской опере. Хольтею нужен был молодой дирижер, и они ударили по рукам: Вагнер получил должность главного капельмейстера с ежегодным доходом 800 рублей серебром. Сам Хольтей заказал для театра партитуры Беллини, Доницетти, Адана и Обера, которыми Вагнер «должен был немедля, в первую же очередь угостить добрых рижан». Младший капельмейстер театра Генрих Дорн обещал Вагнеру возможность дополнительного дохода от частных уроков музицирования. Все вело к тому, что финансовое положение Вагнера могло очень скоро поправиться, и он написал Минне:

«Я видел Хольтея. Все устроено, мы договорились, и завтра мы подпишем контракт. Мне описывают Ригу как самое приятное место в мире, особенно для зарабатывания денег. Дорн написал, что он может отдать мне много уроков в первоклассных семьях, так как у него не хватает для них времени. Я ожидаю от них доход порядка 1,000 рублей серебром. Так что, наконец, я буду в состоянии предложить тебе приятную и беззаботную жизнь, которая будет радовать тебя после стольких лет тревог и лишений».

Рихард не скрывает от Минны, что затеял рижское предприятие исключительно для нее. Он благодарит свою жену за самоотверженность, с которой она разделила с ним все беды, неудачи и лишения в тяжелейший период их жизни, и искренне раскаивается в своем грубом поведении по отношению к ней. Вагнер задается вопросом, не искупили ли ее последующие поступки его вины хотя бы частично? Вновь и вновь признаваясь жене в любви, он просит: «подумай, насколько велика должна быть эта любовь, если ты, несмотря на все свои усилия, все еще не смогла ее погасить».

Обещанные Ригой гонорары не радуют композитора, если не решится самый главный вопрос его жизни. Он не готов жить с Минной порознь и предлагает ей «либо расстаться полностью, либо не расставаться совсем». Вагнер жаждет возвращения жены, ждет его, но он не уверен в чувствах Минны.

«Моя милая жена, когда ты получишь это письмо, спокойно подумай над тем, что я сказал, и спроси свое сердце, можешь ли ты опять полностью мне доверять и любить меня. Если не можешь, тогда утром, когда я приду повидать тебя, закрой передо мной дверь. Я не хочу причинить тебе несчастья, и я расстанусь с тобой – на этот раз навсегда. Но если Бог смягчит твое сердце и наполнит его еще раз любовью ко мне, тогда встань рано, надень снова свое обручальное кольцо, и, когда я приеду, дай мне знать одним лишь взглядом, воссоединимся ли мы вновь - и на этот раз навсегда. Тогда мы больше не обмолвим и слова о том, что произошло, никаких упреков, никакого чувства вины. Мы снова будем принадлежать друг другу. Да хранит тебя Бог, моя дорогая жена!»

Вагнер приложил неимоверные усилия, чтобы настроиться на новую работу с целью опять покорить Минну своим огромным трудолюбием. 24 августа 1837 года он прибыл в Ригу.

«Мне казалось, что полиция прочтет у меня на лице увлечение Польшей и прямо сошлет меня в Сибирь», - страхи Вагнера быть арестованным на границе за написанную увертюру «Польша» о польском восстании 1830 – 1831 годах с использованием польских народных мелодий не реализовались. Рихард Вагнер спокойно пересёк границу и приступил к службе в Рижском Немецком театре, располагавшемся на Кёнигштрассе (ныне улица Рихарда Вагнера, 4) и рассчитанном на 500 зрителей.

«Театр помещался в чрезвычайно маленьком и тесном здании. Крохотная сцена исключала всякую мысль о театральной роскоши. Да и о расширении оркестровых сил нечего было думать при крайне ограниченном помещении для оркестра», – первая характеристика, данная им театру. Хотя на склоне лет он перенял несколько рижских идей для строительства своего собственного театра в Байройте. Глубоко расположенный оркестр; отсутствие
роскоши в декоре и огромного количества лож; темный зрительный зал; расположение зрительных мест по восходящей линии, – за все это нужно поблагодарить Ригу.

Оркестр Вагнер со временем расширил, но в чем его усилия оказались не слишком успешными с первых дней работы в театре, так это во влиянии на репертуарную политику. Молодой композитор и дирижер надеялся, что ему легко удастся переубедить Карла фон Хольтея включить в репертуар более серьезные оперные произведения, нежели водевили. Его обнадеживала история театра: постановки опер Моцарта и Бетховена там осуществлялись намного раньше, чем в Санкт–Петербурге. Однако Хольтей был непреклонен: первое данное Вагнеру задание было разучить и представить на открытии сезона в сентябре 1837 года водевиль Блюма «Мари, Макс и Михель», для которого от композитора также требовалось написать несколько арий.

Успешно справившись с этой задачей и сорвав аплодисменты публики после дебюта, Рихард Вагнер вновь просит директора внести в репертуар что-нибудь серьезное, например, «Фиделио» Бетховена. Вместо этого он получает просьбу Хольтея написать для театра веселую оперу, лучше водевиль. Раздосадованный Вагнер соглашается и начинает работу над созданием двухактной комической оперы «Мужская хитрость больше женской, или Счастливое медвежье семейство» по мотивам «1001 ночи». Идея оперы, наверное, всплыла у Вагнера из подсознания: как персидский царь Шахрияр не мог себе позволить избавиться от Шахерезады, так и Вагнер не мог расстаться со своей Минной. И если сюжет еще заслуживал внимания, то идея написания к нему музыки не укладывалась в вагнеровское видение настоящей оперы. Он подарил либретто хормейстеру театра и больше никогда к нему не возвращался.

Вынужденный первые месяцы жизни в Риге писать по утрам арии к театральным водевилям, днем их репетировать, а вечером представлять публике, Рихард Вагнер был самим собой только глубокими вечерами. Тогда в снятой им «тесной, неуютной квартире в старом городе» (дом на улице Калею, 18/20), от которой до театра всего пара минут ходьбы неспешным шагом, он писал либретто своей большой оперы «Риенци». Друзей у него не было, поделиться мыслями было не с кем. Ни Карл фон Хольтей, дома у которого он бывал, ни Генрих Дорн, вывозивший Вагнера на свою дачу «среди песков», его музыкальных взглядов не разделяли. А о Минне композитор предпочитал думать в одиночестве, часто в кабачке «Лавровый венок» на улице Калькю (дом 24) за кружкой доброго пива. Рижане видели, как поздними вечерами маэстро возвращался домой по узким рижским улочкам: одинокий, усталый, недовольный, полный переживаний и слегка подвыпивший.

Наконец, Вагнер убедил Хольтя поставить «Дона Жуана» Моцарта. По этому поводу директор театра выписал примадонну из Германии, однако она не приехала, и ей нужно было срочно искать замену. Вагнер предложил пригласить сестру Минны Амалию, известную в Дрездене оперную певицу, с которой он дружил. И Хольтей, и сама Амалия с радостью приняли этот ангажемент.

Но общение с Амалией всколыхнуло в Рихарде старые раны. Композитор невольно получил от неё известие о том, что Минна вернулась в родительский дом «в самом печальном, удрученном и болезненном виде». Это пробудило в Вагнере ревность, и он с жадностью начал собирать информацию о жене. Оказалось, что Минна долгое время проживала в гостинице в Гамбурге вместе с господином Дитрихом, с которым бежала из Кёнигсберга. Более того, Минна распускала в театральном мире слухи о подробностях своего расставания с мужем. Разъярённый Рихард Вагнер обратился к старому другу в Кёнигсберге с поручением начать бракоразводный процесс. В тот день он до поздней ночи не покидал кабачок на улице Калькю, а по пути домой потерял свой знаменитый берет.

ГЛАВА III. ВОССОЕДИНЕНИЕ НА БЕРЕГАХ ДАУГАВЫ

Сидя в одиночестве в гостиной родительского дома в Дрездене, Минна Вагнер не могла сдержать слез. Она чувствовала себя опустошенной, одинокой и несчастной. Перед глазами всплывали картинки из прожитой жизни: вот она ребенком ходит с тяжелой корзиной, продает проволочные изделия, сделанные её отцом; а вот, не знавшая в юности радости, она влюбляется в Эрнста; несколько месяцев счастья, завершившихся рождением Натали, и Эрнст бросает их. Её удел – позор и тщательно скрываемое бесчестие; поможет ли начатая театральная карьера создать совершенно другую репутацию Минны Планер? Театр увлекал её, там так много мужчин, восторженно смотрящих на нее из зрительного зала и мечтающих завести знакомство с молодой, симпатичной актрисой. Но нет, после своего позора Минна поклялась быть избирательной; лишь мужчина с действительно серьезными намерениями заслужит её внимания.

Внезапно появился Рихард, и Минна влюбилась; он взял её в жены, и она мечтала о счастье. Только жизнь их напоминала не счастье из былых грёз, а доводящее до психоза тяжелое существование на грани бедности, от которой Минне всегда хотелось избавиться. И вдруг на горизонте возник, как ей казалось, настоящий мужчина – Дитрих, обходительный, чувственный, богатый и щедрый. Вот только где он теперь? Она опять осталась одна. А где–то в далекой Риге сейчас её ждет любящий Рихард, законный супруг. Последнее его письмо было переполнено раскаянием, страстью и любовью, приглашением к воссоединению. Минна не отвечала на него два месяца; стыд от легкой интрижки и неспособность разобраться с собственными чувствами не позволяли написать мужу. Теперь, наверное, уже и не имеет смысла отвечать, раз сестра Амалия говорит, что Рихард даже не желает слышать ее имени. Остается лишь одно - броситься на поиск новых театральных ангажементов.

Возрастающее чувство тревоги не только заполонило мысли, но и сковало все тело. Должно быть, это скорбь о потерянной любви, но не Дитриха! Душа Минны рвалась к Рихарду, а ей преграждали путь кажущиеся непреодолимыми препятствия: его отчуждение, боязнь быть брошенной, или наоборот страх перед воссоединением с нуждой и необходимостью ежедневно кормить, стирать, гладить сорочки, обустраивать жилище, да еще и зарабатывать начинающему таланту на жизнь. Тревога переросла в сильную душевную и физическую боль, превозмогая которую Минна взяла перо и бумагу и начала писать.

Уже почти два месяца Рихард Вагнер испытывал чувство страха, открывая по вечерам почтовый ящик в своей квартире: он боялся не обнаружить там письма от Минны. В отсутствие писем страхи укоренялись, но желание как можно скорее добраться до дома и заглянуть в почтовый ящик сохранялось. А совсем недавно, после того как он распорядился начать бракоразводный процесс, страх трансформировался в опасение все-таки получить ответ от жены. В один из вечеров, увидев её почерк на конверте, Вагнер долго не решался распечатать письмо. Слезы хлынули из глаз, когда он прочел о её признании в супружеской неверности, мольбе о прощении, глубоком раскаянии и о любви к нему. Никогда раньше Минна не писала и не говорила ему таких трогательных слов, и, утерев слезы, Вагнер бросился от радости танцевать. Он дал себе слово, что никогда ни намеком не напомнит жене о прошлом.

Ответ Минне Вагнер писал несколько вечеров. Прощая жену, Вагнер настаивал на ее немедленном приезде в Ригу. «Я считаю каждую минуту до того момента, когда смогу заключить тебя в свои объятья. Взамен я не смогу дать тебе ничего, кроме своей безграничной верности. Подумай, как ты ей распорядишься! Но для этого ты должна приехать сюда - как часто я должен был это повторять!» – так начал он свое обращение к ней. Поставив восклицательный знак, Рихард почувствовал, что муза посетила его. Умудренный опытом аж нескольких театральных постановок, и, видимо, пребывая под глубоким впечатлением от репертуара рижского немецкого театра, молодой капельмейстер превратил дальнейшее письмо к Минне в либретто бытового водевиля о воссоединении супругов в двух действиях.

Первое действие было посвящено обустройству супружеского быта. «Ты полагаешь, что я недостаточно продумал, как мы сможем здесь жить. Когда я арендовал свое жилье на год, я, прежде всего, обратил внимание не только на большие комнаты, но и на кухню, чтобы ты иногда могла готовить для меня что-нибудь по вечерам: жареные колбаски, или блинчики, или чизкейк. Я также арендовал квартиру по соседству для Амалии. Но через год мы обязательно арендуем большую квартиру, где мы все поместимся на корточках.

Я также купил двух черных пуделей с белыми мордами, так как у нас пока нет детей; но когда появятся дети, пуделей придется отдать, не так ли? Не слишком ли много будет пуделей? Полагаю, у тебя достаточно денег на поездку? Я назову двух черных пуделей Дрек и Спек, ты не возражаешь?».

На следующий вечер было готово либретто второго действия о перевозке вещей, еще больше приправленное своеобразным вагнеровским юмором. «Ты должна привезти наши вещи из Кенигсберга. Поэтому, пожалуйста, следуй моим инструкциям. Это – единственный способ доставить сюда наши вещи. Привези с собой также кровати, потому что здесь они дьявольски дорогие. Мы разрежем их; да, именно это мы и сделаем. Оденься тепло. А теперь, ради Бога, дай мне остановиться, я больше не могу сидеть спокойно на диване, я должен немного потанцевать вокруг комнаты».

Финал сего водевиля получился донельзя душевным и реалистичным. «О чем еще написать тебе, моя Минна? Наверное, мне лучше остановиться, потому что ничего не получается – выходит сплошной вздор. Я совершенно сошел с ума: Минна возвращается! Боже мой, приезжай, приезжай! Заплати хорошие чаевые, или я сойду с ума. Прости весь этот вздор, и приезжай, моя жена, дорогая, единственная к своему Рихарду Вагнеру».

Минна приехала в Ригу 19 октября 1837 года. С первого дня воссоединения супруги зажили счастливой жизнью, как будто горестного разрыва вовсе не было. В дополнение к своим чувствам, блудная жена привезла Рихарду новый берет, который он стал носить вместо утерянного, и необычную дирижерскую палочку со сжатой дамской ладошкой на конце – верную спутницу Вагнера на всех его рижских спектаклях и концертах. Тогда Вагнеры и думать не могли, что спустя много лет, эту палочку выставят в качестве экспоната в рижском музее истории и мореходства, сопроводив легендой о том, что великий композитор, дирижируя, почесывал ей спину.

Здоровье Минны было подорвано, и Рихард решил сделать все, чтобы «доставить ей по возможности домашний комфорт и покой». Несмотря на небольшие заработки Вагнера, супруги решили, что на сцену Минна не вернется, а займется поддержанием домашнего очага. Вагнер считал, что получалось это у нее, с помощью приехавшей сестры Амалии, очень неплохо. Мечтавший еще несколько недель назад о колбасках и блинчиках, Рихард по вечерам довольствовался «русским салатом, двинской лососиной, а то и свежей икрой». Минна с Амалией пели для него незатейливые песенки, и композитор «чувствовал себя на дальнем севере очень недурно». И вообще Рихард Вагнер стал называть Ригу «своей новой родиной». Он был настолько счастлив, что чуть не забыл отозвать указание о начале бракоразводного процесса.

Сестра Минны Амалия, помимо успешных выступлений на сцене рижского Немецкого театра, считала своим долгом окончательно примирить супругов и, будучи человеком добродушным, создавала в доме атмосферу уюта и веселья. Вскоре она познакомилась с русским офицером, сделавшим ей предложение руки и сердца. До момента замужества между женихом и невестой возникали частые трения, и на этой почве две сестры рассорились и практически перестали общаться, зато Рихард и Минна были полностью предоставлены друг другу. Жизнь их была размеренной: Рихард ходил на службу в театр, а вечера они проводили дома, иногда выезжая на выходные на отдых в Митаву (современная Елгава).

Детей у Вагнеров не было, и «для оживления семейного очага» они решили завести домашнее животное. Рихард обманул Минну про двух черных пуделей с белыми мордами; он их так и не купил, но им подарили маленького, недавно родившегося волчонка. Супругам хватило несколько недель чтобы понять, что их мохнатый друг плохо поддается воспитанию и «отнюдь не способствует уютности домашнего очага». С волчонком пришлось расстаться, а его место в доме занял огромный ньюфаундленд Роббер.

Весной 1838 года Вагнеры переехали в более просторное жилье в Петербургском Форштадте, сняв второй этаж в доме купца Бодрова на пересечении Александровской и Мельничной улиц (на месте современного дома 33 по улице Бривибас) над фабрикой модных соломенных шляп. Здесь они могли себе позволить принимать по вечерам друзей и знакомых. Завсегдатаями этих гостеприимных, веселых и шумных вечеринок были дирижер театра Генрих Дорн и второй дирижер Франц Лёбман. Прохожие привыкли слышать из открытых окон второго этажа звуки только что сочиненных Вагнером мелодий, исполняемых композитором для гостей на рояле, и видеть маэстро в неизменном берете и с трубкой в руке, декламирующего свои сочинения сидя на подоконнике.

Воссоединение с Минной, ожившая заново любовь и налаженный быт благотворно повлияли на творческие успехи Рихарда Вагнера. Минна помогла ему по-философски отнестись к неудачным попыткам кардинально изменить репертуарную политику рижского Немецкого театра, проводимую его директором Хольтеем. Это уже потом, когда Вагнер стал мировой знаменитостью, и Хольтей и Дорн в своих воспоминаниях писали, какой вклад они внесли в развитие огромного таланта маэстро, а тогда, в 1837 – 1839 годах, оба активно сопротивлялись его начинаниям. Хольтей, продолжавший требовать новых водевилей, открыто заявлял, что все предложения Вагнера высокомерны, «не укладываются в рамки театра, физически и идейно». Дорн, писавший комические оперы для театра, критиковал талант маэстро в известных музыкальных журналах. Сам композитор признавался, что вскоре в труппе не осталось никого, с кем бы он не поссорился.

Поддерживаемый Минной, Рихард Вагнер не боялся прослыть «белой вороной». Он четко осознавал свое предназначение, задал себе высокую планку: добиться признания в трех направлениях – как музыкальный директор рижского Немецкого театра, как композитор, и как дирижер. Вагнер последовательно шел к достижению поставленных целей.

Стоит ли верить Хольтею, говорившему: «Вагнер мучил моих людей долгими часами бесконечных репетиций, ничто ему не нравилось, ничто не было достаточно хорошим, ни один нюанс не удовлетворял его»? Или же прав Дорн, утверждавший, что «когда Вагнер стоял в театре за пультом, его огненный темперамент увлекал старейших членов оркестра»? Они оба говорили правду, только первый описывал сложный процесс, а второй – полученный блестящий результат работы маэстро в роли капельмейстера Немецкого театра.

За два года работы Вагнер поставил 15 оперных премьер, рижане услышали 183 оперных спектакля под руководством маэстро. «Дон Жуан», «Свадьба Фигаро» и «Волшебная флейта» Моцарта; «Норма», «Капулетти и Монтекки» Беллини; «Иосиф в Египте» Мегюля; «Фиделио» Бетховена; оперы Обера, Вебера, Керубини, Маршнера, Шпора, Мейербера пополнили за этот период как репертуар театра под музыкальным руководством Рихарда Вагнера, так и собственное curriculum vitae маэстро. С его приездом для рижской публики началась новая театральная жизнь: она услышала не только новые оперы, причем раньше, чем они были исполнены в Санкт – Петербурге, но и абсолютно непривычное для тех времен звучание оперного оркестра Вагнера – дирижера.

Новшества заключались не столько в расширении состава оркестра с целью «достигнуть лучшего музыкального ансамбля», и даже не столько в так любимом Вагнером ускорении темпов («Еще бодрее! Еще живее! Еще немного бодрее!», - обычное обращение маэстро к оркестру), сколько в новых способах взаимодействия дирижера с оркестрантами. Как тут не вспомнить имеющую рижские корни шутку о том, что один музыкальный чиновник во время репетиции оркестра обратился к дирижеру: «А что это Вы, уважаемый, задом к залу стоите? Вас же будет почтенная публика слушать!». Этот чиновник неуклонно чтил старинный этикет: из уважения к публике дирижер должен был руководить оркестром, обернувшись к слушателям лицом. Вот только этикет был кардинально изменен в 1837 году, когда молодой дирижер Рихард Вагнер повернулся лицом к оркестру для достижения большего контакта с музыкантами. С тех пор это вошло в норму. Также Вагнер начал дирижировать двумя руками и практически постоянно – наизусть.

Несмотря на успехи в Риге и в гораздо большем по размеру театре в Митаве, куда вагнеровская труппа выезжала на гастроли, маэстро не был удовлетворен. Отторжение, негодование, несчастье поселялись в нем, лишь стоило композитору переступить порог театра. Творческая душа желала иного самовыражения; мысли о создании серьезной, настоящей оперы не покидали композитора даже в те моменты, когда разбивались о скалу непонимания и враждебности со стороны театрального руководства.
За время жизни в Риге Вагнер написал всего пару законченных произведений: заказанный театром «Национальный гимн» по случаю тезоименитства императора Николая I, более известный как «Николай», впервые исполненный 21 ноября 1837 года, и сентиментальный романс «Песня о ели», сочиненный по заказу одного из театральных журналов. Гимном Вагнер гордился и исполнял его во время концертов; композитору удалось, по его же словам, придать музыке «деспотически патриархальную окраску». А по поводу романса, просил не судить по нему о том, как он пишет оперы; «Ель» была написана с одной целью – «заслужить немного презренного металла». Точно так же Вагнер относился к музыкальным номерам, написанным им для разных водевильных постановок в Немецком театре, и признавал за Генрихом Дорном пальму первенства в создании легкой музыки для рижан.

Гораздо более ценным рижским наследием композитора стала опера «Риенци», значительную часть которой Вагнер закончил во время жизни в этом городе. «Риенци», задуманная под впечатлениями от грандиозности больших театральных представлений в Берлине, стала отдушиной для Вагнера: он писал её по ночам, делясь только с Минной своими планами на «неумеренно-широкий театральный масштаб» будущей постановки этой оперы. В начале августа 1838 года Вагнер закончил либретто оперы и начал писать музыку, которая по его собственным словам «должна была проложить мост в другой, столь желанный, богатый мир», в этой работе он «черпал бодрость и успокоение». Маэстро понимал, что рижская сцена не сможет осилить это произведение, и мечтал о его постановке на одной из величайших сцен Европы.

Как любому великому художнику, Рихарду Вагнеру было жизненно необходимо признание его таланта публикой. Шаг за шагом он начал приоткрывать театральному миру свою задумку, читать отрывки из либретто «Риенци», исполнять дома перед гостями фрагменты из оконченных в Риге первого и второго актов оперы. При этом он раскрывал перед людьми тайны своей возвышенной, романтической души, нашедшей успокоение после воссоединения с любимой женой и стремящейся к высоким идеальным целям, таким как завершение «Риенци», оперы о человеческом благородстве. Со временем оказалось, что из всех окружающих его людей только Минна, любимая и единственная, понимала и поддерживала эти стремления, и Вагнер еще раз убедился в правильности сделанного им шага к воссоединению семьи на берегах Даугавы.

ГЛАВА IV. БАЛТИЙСКИЙ ШТОРМ

Со временем Рихард Вагнер осознал, что крылатое выражение «Кто платит, тот и заказывает музыку» не следует воспринимать буквально, и в этом ему помогла рижская публика. Обеспеченная немецкая община Риги продолжала спонсировать Немецкий театр, и маэстро шаг за шагом приучал ее к музыке более серьезной, чем она требовала. Конечно же, Вагнер не прекращал писать музыку на заказ, чтобы финансово обеспечить семью, но именно в Риге он понял, что состоятельные спонсоры платят за то, чтобы музыка была, а какая – это уже его, композитора и дирижера, задача. А если вдруг они откажутся платить за что-либо более серьезное, чем водевиль, тогда капельмейстер должен превратиться в коммерсанта, завлекая публику выгодными скидками.

Вспомнив все попытки коммерциализации классической музыки в Германии, Рихард пишет письмо музыкантам своего рижского оркестра: «Следующей зимой я предлагаю провести серию из шести оркестровых концертов по подписке. Музыканты оркестра должны приглашать публику приобретать абонементы по цене четыре рубля за шесть концертов, тогда как входная плата на один концерт составит, как обычно, один рубль». Понимая, что оркестранты тоже умеют считать деньги, Вагнер отказывается от излишних гонораров за концерты, предлагая поделить все вырученные средства между музыкантами и солистами. Его волнует другое – программа концертов.

«Публика по большей части своей, несомненно, еще не привыкла к восприятию той серьезной музыки, которую мы намерены предложить ей в течение предстоящего сезона. Поэтому ее нужно привлечь более легкими развлечениями. Соответственно, помимо шанса для истинных любителей искусства получить музыкальное наслаждение, мы должны предоставить возможность прочим зрителям встретиться и пообщаться друг с другом, что они могут легко сделать во время длительного антракта между первой и второй частями концерта. Помимо всего прочего, это означает, что нам нужно пригласить швейцарского пекаря организовать фуршеты, чтобы во время антракта публике подавались закуски и освежающие напитки. Одним словом, нужно сделать все, чтобы большая часть зрителей воспринимала эти концерты как вечер приятного развлечения, ибо мы прекрасно понимаем, что не вся публика придет исключительно для поклонения в храме искусства».
Задумка Вагнера сработала, и первый концерт по подписке (абонементу) состоялся уже 15 ноября 1838 года. Немецкий театр, Собор Святого Петра, Дом Черноголовых – везде для рижан звучала музыка в исполнении маэстро. Вебер, Мендельсон, пять симфоний, четыре увертюры и оратория «Христос на Масличной горе» Бетховена неизменно входили в программу 22 симфонических концертов, данных Вагнером в Риге. Из своих собственных сочинений Рихард исполнял ранние увертюры «Колумб» и «Правь, Британия». «Николай», уже упомянутый гимн, неизменно завершал каждый концерт. Единственное, что Вагнер не выносил на суд широкой публики – фрагменты оперы «Риенци», над которой он работал; композитор решил, что представит свою оперу уже в законченном виде и только в Париже.

Непринужденное общение во время долгих антрактов, сопровождаемое подачей горячительных напитков, настолько понравилось рижской публике, что имевшие огромный успех вагнеровские симфонические концерты стали её любимым времяпровождением. В знак признательности за насыщенную и многообразную музыкальную жизнь своих предков, потомки этих рижан спустя много десятилетий установили в Доме Черноголовых мемориальную доску с надписью «Рига – город молодости Вагнера».

Минна поддерживала все начинания своего мужа, даже убедила его вставлять в оркестровые концерты драматические номера, в которых блистала перед публикой, обеспечивая концертам еще больший успех, а семейному кошельку достойное пополнение. Её поддержка требовалась Рихарду как никогда, поскольку на его долю в рижский период жизни, помимо сложностей на творческом поприще и невыносимого одиночества в Рижском Немецком театре, выпало несколько печальных событий.

После приезда Минны в Ригу Вагнер получил известие о смерти своей сестры Розалии, с которой он был душевно близок, и которая поддерживала Вагнера во всем, что бы он ни затеял. Когда Рихард женился без родительского благословления, и когда его брак был на грани разрыва, она единственная из всей семьи композитора не теряла надежды, что всё со временем образуется, и что Рихард ещё проявит себя в жизни. С помощью Минны Рихард старался пережить первую серьезную, глубоко потрясшую его утрату и восстановить утерянные отношения с матерью. Минна старалась изо всех сил, чтобы семья Рихарда узнала об их счастливом воссоединении, налаженном быте и гармонии в супружеской жизни. Ей это удалось: со временем мать Вагнера перестала упрекать его в необдуманной женитьбе и смирилась с браком сына.

А Минна продолжала оберегать своего мужа от новых испытаний, следующим из которых стало познание самых мерзких, отвратительных и низких сторон человеческой души. Образцом таких проявлений стал директор театра Карл фон Хольтей. Рихард Вагнер уже привык к непреодолимым разногласиям с Хольтеем по поводу репертуарной политики театра, но не мог понять причин появившейся в нем явной враждебности. Минна знала об этих причинах, но тщательно скрывала их от мужа. У Хольтея умерла жена, и он начал часто наведываться к Минне в то время, когда Вагнер был на репетициях, под предлогом обсуждения с ней возможных театральных ангажементов. Хотя Вагнеры приняли решение о том, что Минна не будет работать, Рихард дал директору театра возможность обговорить это с ней напрямую. Впоследствии оказалось, что Хольтей использовал эти свидания для открытых любовных домогательств. Получив твердый отказ, Хольтей попытался свести ее с молодым, богатым купцом. Минна мужественно дала отпор и этим попыткам, но оказалась не в силах и далее оберегать душевный покой ничего не подозревающего мужа – честно рассказала ему обо всем.

Вас узнаю! Вот ваше ремесло:
Детей трусливей, наших братьев мучить.
Сестер бесчестить наших вы хотите.
Еще что остается вам, проклятым?
Наш древний Рим, владыку всей земли,
Вы сделали притоном. Церковь вас стыдится.

Эти строки Вагнер добавил в либретто «Риенци», узнав от жены о гнусном поведении Хольтея. Узы их брака с Минной за все время жизни в Риге настолько окрепли, что Рихард безоговорочно верил в её честность и порядочность. Спеша домой после репетиций, хотя и заглянув предварительно в кабачок на улице Калькю, он обдумывал планы возмездия за едва не поруганную честь жены. Серьезная простуда не остановила его от поездки на гастроли в Митаву в марте 1839 года, где он надеялся выяснить отношения с Хольтеем, но простуда внезапно осложнилась тифозной горячкой и свалила Вагнера с ног. Оправившись, Рихард узнал, что Карл фон Хольтей покинул пост директора театра, навсегда уехал из Риги, оставив своему приемнику, новому директору два приказа – об увольнении Вагнера и о назначении на его должность Генриха Дорна.

Все это произошло настолько неожиданно, что Рихард растерялся и не знал, как ему следует поступить. На эти чувства наслоилось полное разочарование в Дорне, которого, зная еще до приезда в Ригу, он считал своим другом, принимал его у себя дома практически ежедневно. Оказалось, что едва заметив враждебное отношение Хольтея к Вагнеру, Дорн сам попросил директора театра назначить его своим приемником, ничего не сказав об этом своему другу. Впоследствии Дорн проигнорировал все просьбы Вагнера о помощи наладить его дальнейшую концертную деятельность в Риге. Ждать подмоги больше было неоткуда, и Рихард с Минной в очередной раз принялись сами вершить свою нелегкую судьбу. Супруги решили, что настало время реализовать мечту о Париже, где Вагнер хотел поставить свою оперу «Риенци».

Для этого требовались немалые средства. Рихард продолжил запланированные концерты в Риге и в Митаве, но его гонораров явно не хватало для намеченного переезда. Тогда Минна, несмотря на твердое решение Рихарда о том, что работать она не будет, в апреле 1839 года поступила на службу в театр как приглашенная актриса. Вагнер написал письмо Мейерберу в Париж с просьбой о покровительстве, но ответа на него не получил. Тогда он принялся самостоятельно изучать французский язык и уже в июне 1839 года закончил перевод на французский либретто оперы «Риенци». Вагнера не заботила призрачная перспектива успеха во Франции, композитор в своих мыслях уже был в Париже. «Достаточно было уже того, что я мог сказать себе: я состою в связи с Парижем. На деле, приступая к столь смелому предприятию, я имел уже солидный пункт для зацепки и, что касается моих парижских планов, вовсе не строил их на песке», - был уверен он.

Планы постепенной подготовки переезда во Францию были серьезно подкорректированы суровой реальностью. Узнав об увольнении Вагнера из театра, его кредиторы из Риги, Кёнигсберга и Магдебурга подали в суд на взыскание долгов. Вагнеров ограничили в передвижении, отобрав у них паспорта. Друзья помогли им втайне от кредиторов распродать имущество, чтобы скопить хоть какие-то наличные средства на первое время жизни в Париже. Из всех рижских приобретений у супругов остался один лишь пёс Роббер, преданно дожидавшийся в практически пустой квартире возвращения хозяина с гастролей в Митаве. Пёс так сильно скучал, что соседи прислали его композитору из Риги в Митаву с почтовым ямщиком, и искренне полюбивший животное Вагнер решил никогда с ним не расставаться и посвятить преданного друга в возникшие у супругов смелые планы избавления от нависшей над ними перспективы оказаться в долговой тюрьме.

Рихард и Минна задумали по окончании гастролей Вагнера в Митаве в июне 1839 года тайно, при помощи контрабандистов бежать из Риги в Париж вместе со своим псом. «Желание избавиться от прежнего стесненного положения и как можно скорее выйти на широкий простор деятельности, где меня ожидало быстрое исполнение честолюбивых замыслов, ослепило меня — я вовсе не замечал трудностей, какими неизбежно должно было сопровождаться осуществление моих начинаний», – писал Вагнер. Затеянный ими побег оказался предприятием не только авантюрным, но и опасным для их жизни.

Что только не пришлось испытать боявшемуся любого дискомфорта Рихарду, изнеженной Минне и огромных размеров псу Робберу! Два дня, проведенных в кибитке, мчащей по ухабистым дорогам до русско-прусской границы; ожидание сумерек в корчме с контрабандистами; тайная перебежка через пограничный ров; проведенная в страхе ночь в приграничном отеле и новая поездка по разбитым дорогам в прусский порт Пиллау в объезд полного вагнеровских кредиторов Кёнигсберга, – это была только сухопутная часть приключений маэстро-беженца. Дальше супругам предстояло отправиться в морское путешествие, только подготовка к которому принесла новые волнения. Чтобы попасть на корабль без паспортов, они в сумерках плыли к нему на лодке, потом вместе со своим огромным псом забирались на судно, прятались в трюме, опасаясь, как бы их не заметили осматривавшие корабль офицеры охраны. Наконец, маленькое торговое судно «Фетида» тронулось в путь, и Вагнеры облегченно вздохнули, мечтая через 8 дней добраться до Лондона.

В действительности вся поездка до Франции через Норвегию и Великобританию заняла почти месяц. Рихард и Минна несколько раз испытали настоящий страх перед штормовым ветром, перерастающим в сопровождаемую грозой бурю. Нужно быть таким гениальным мастером как Вагнер, чтобы прощаясь с жизнью и с женой, просящей привязать ее к себе и молящей морскую стихию унести их в пучину вод только вдвоем, неразлучными, уловить все тона и полутона этой стихии и затем запечатлеть их в своей знаменитой увертюре к опере «Летучий голландец». Буря напомнила маэстро еще недавний балтийский шторм в его собственной жизни – явление, которое нужно было мужественно преодолеть, пройти сквозь все невзгоды, чтобы открыть миру свой безграничный музыкальный талант.

Когда стихия утихла, Рихард услышал два эха. Первое повторяло среди безграничных норвежских фьордов возгласы бросавших якорь и поднимавших паруса матросов. Замечательная идея матросской песни для «Летучего голландца», – подумал он. Второе эхо исходило изнутри. То был отголосок недавно покинутого им города, давшего Вагнеру временный приют от кабалы и воссоединение семьи; ставшего родиной его дирижерского стиля и пока не оконченной первой большой оперы «Риенци»; подарившего идеи для собственного театра, а теперь, невольно, для «Голландца»; укрепившего его огромные амбиции. Он мысленно поблагодарил Ригу за то, что может крепко обнять свою любимую Минну, что и сделал незамедлительно.

ЭПИЛОГ

Рихард и Минна прожили в браке 30 лет; рижские жизненные испытания стали первыми в череде сложностей, выпавших на долю молодой семьи до того, как Вагнер стал мировой знаменитостью. Их брак не был удачным, супруги долгое время жили порознь. Козима, вторая жена Рихарда, отредактировала его мемуары таким образом, будто маэстро запомнил лишь вздорный характер первой жены, хотя Вагнер до конца дней Минны, как и в рижский период их жизни, делал все возможное, чтобы она не работала и была хорошо обеспечена. Даже находясь вдали от Минны, он продолжал писать ей трогательные письма.

Опера «Риенци» была впервые поставлена в Дрездене 20 октября 1842 года и принесла Рихарду Вагнеру триумфальный успех. «Уже задолго до спектакля многочисленным театрально–музыкальным персоналом были распространены по городу настолько восторженные отзывы о моей опере, что все население ждало обещанного чуда с лихорадочным напряжением», – писал композитор. В том же году царская цензура запретила постановку «Риенци» в Рижском немецком театре под предлогом того, что сюжет составляют заговоры и убийства. Рижская публика смогла её услышать лишь спустя 35 лет после дрезденской премьеры.

Рижский немецкий театр прославился как один из центров пропаганды творчества великого композитора. Несмотря на временную неудачу с «Риенци», театр представлял рижанам вагнеровских «Летучего голландца», «Тангейзера», «Лоэнгрина», «Нюрнбергских мейстерзингеров», «Кольцо нибелунга», «Тристана и Изольду» гораздо раньше, чем они были поставлены в Санкт-Петербурге. Его традиции продолжила Национальная Опера Латвии.

Дом купца Бодрова, в котором жили Вагнеры, и где их друзья и знакомые впервые услышали фрагменты «Риенци», был снесен. На его месте построено новое здание, в парадной которого установлен витраж в память о проживании здесь Рихарда Вагнера и о его работе над этой оперой.

В 1882 году благодарная рижская публика обеспечила 10 процентов собранных по всему миру пожертвований на премьеру в Байройте оперы Рихарда Вагнера «Парсифаль». А в 2017 году, спустя 180 лет со дня вступления Вагнера в должность капельмейстера Рижского немецкого театра, рижане устроили грандиозное шествие по центру Риги: распевая хор пилигримов из вагнеровского «Тангейзера», они требовали от городских властей отреставрировать и открыть для публики здание этого театра, именуемое в наши дни «Зал Вагнера».


© Copyright: wagner.su, 2018

Любое использование данного материала допускается только с активной ссылкой на wagner.su либо по согласованию с автором.


Спасибо автору!

Проделана большая работа - исследовательская и художественная. Уважаемый Вячеслав Власов продолжает пополнять свою "западно-русскую" вагнериану новыми отличными сочинениями, и я действительно горжусь, что наш сайт стал площадкой для их представления широкой публике. Даже не буду говорить, сколько и каких ещё мало исследованных тем пришло мне в голову в этой связи - надеюсь, автор сам выберет самые увлекательные из них и продолжит знакомить нас с результатами своего творчества. Многие пишут тут хорошо и интересно, но, справедливости ради, ни одной полноценной серии сделать никто не пытался, а здесь она уже очевидным образом наметилась. И, конечно, все мы ждём её продолжения (со всем вниманием и пониманием, что эта работа у уважаемого Вячеслава не основная и никто нам ничего не обещал :))

Выбирайте тему для следующего рассказа

Спасибо, уважаемая Sletelena!

Намек понял. Уважаемые посетители сайта, вы можете выбрать тему для следующего рассказа:

1. Питерский быт Вагнера в 1863 году, или
2. Российские рецензии на вагнеровские гастроли 1863 года.

Обещаю прислушаться к голосу большинства.

Сложный выбор

Обожаю бытописания, но только настоящие, со всеми неприличными подробностями - с какими тряпочками ходили в туалет, когда их стирали, когда нет; со всей сословной мерзопакостью (а она была тогда у 97%). Приглаженные не очень люблю, хотя и из них бывают крутые, которые говорят сами за себя, хотя вроде бы и без закапывания в сугубые детали.

С рецензиями тема, конечно, беспроигрышная, но по ней нужен личный разговор. У меня в процессе "периодического созидания" пересекающийся с этой темой материал. Своим куском жертвовать не хочу :)