Было несколько интересных обсуждений сюжета, но разбежались они по разным темам, к сожалению. Привожу здесь некоторые (ссылки только на комменты, основные материалы можно найти обычным поиском).
Граней в теме ещё десятки, можно дополнять - как отдельными материалами, так и комментариями здесь, с любого места.
|
|||
Дублирую сюда свою статью об этой опере, опубликованную в ЖЖ
Из всех и без того тяжёлых для восприятия опер Вагнера "Тристан и Изольда" - самая сложная. Гипнотически-пьянящая музыка, откровенно странные, будто в бреду, реплики главных героев, практически полное отсутствие сценического действия - на протяжении всей оперы почти ничего не происходит, но при этом поют очень много и эмоционально. Оперы Вагнера в принципе отличаются многословием и, как следствие, некоторой замедленностью развития сюжета, но здесь это многократно усилено. Бескомпромиссное музыкальное послание Вагнера, обладающее каким-то магнетическим эффектом. Эта безумная, странная опера, казалось бы, должна отталкивать чудовищными длиннотами и ужасающей философией, выраженной в либретто, но она, напротив, приковывает к себе и завораживает. Здесь как нигде уместно сравнение музыки Вагнера с наркотиком. В этой музыке переданы сильные чувства, но как не похожи они на романтическую любовь! Сочетание болезненного экстаза и могильно-холодного пафоса производит странное впечатление леденящей душу неестественности всего, что происходит - и именно из-за жуткой неправильности этой драмы ей начинаешь верить. В этой опере Вагнер опустился в самые тёмные и пугающие закоулки человеческой души, выразив в своей музыке соответствующие переживания честно и без прикрас.
Отзвучала тягостная, надсадная увертюра. Тристан везёт ирландскую принцессу Изольду своему королю Марку в качестве трофейной невесты. Пока ещё их чувства вполне нормальны: Изольда мучается от своей позорной участи. Когда-то Тристан убил её жениха Морольда, потом под видом незнакомца лечился у неё. Но Изольда смогла разоблачить своего врага, которому она поклялась отомстить за смерть любимого. Тем не менее, взглянув в глаза Тристана, она не смогла убить его и закончила лечение. Но потом Тристан снова явился за ней, чтобы сватать её своему королю. Изольда не в силах выдержать этого позора и просит свою служанку Брангену отравить их. Тристан не понимает чувств Изольды, отважный воин считает, что обустраивает счастье своего дяди-короля и его будущей жены. Но, узнав о чувствах в конец расстроенной Изольды, он соглашается принять с ней яд. Но Брангена вместо яда налила им другой напиток, от которого они страстно влюбились друг в друга. Возможно, это был какой-нибудь эротоген или эмпатоген, а может, вообще не психотропное вещество, просто сама неожиданность того, что выпив кубок смерти, Тристан и Изольда остались живы, так подействовала. Однозначно из либретто это не ясно. Ясно лишь то, что желание Изольды умереть до этого ещё вполне нормально: она молодая девушка, которая находится в состоянии отчаяния перед непреодолимыми обстоятельствами. Точно так же, как молодые девушки режут вены из-за несчастной любви. Мотив Тристана принять этот кубок тоже трудно назвать патологическим: он со своими благими намерениями довёл Изольду, которая спасла ему жизнь, практически до самоубийства. Он хочет сохранить свою честь и принять смерть как настоящий мужчина.
Но смерть не наступает. Вместо смерти, выпив кубок, Тристан и Изольда получают друг друга. С этого момента начинается их болезненное безумие, раскрытое во втором акте. Они как бы по инерции стремятся завершить несостоявшееся самоубийство, к которому они уже были готовы. Все ценности переворачиваются с ног на голову. Жизнь и свет для них отныне зло. Проклятия дню, восхваление ночи и мечты о том, чтобы слиться в смерти растягиваются на сорок минут, сопровождаемые очень странной, неестественно-страстной, будто под дозой попперсов, музыки. Это неправильная любовь, в финале оперы "Зигфрид" главный герой и Брунгильда тоже славят смерть, но совсем не так: они осознают, что именно в их смертности и конечности заключён весь вкус жизни, бессмертные боги неспособны наслаждаться земными страстями. Зигфрид и Брунгильда радуются грядущей смерти, потому что она даёт им возможность получить наслаждение от жизни и их любви. Кроме того, конечность индивидуального бытия - не приговор, ибо любовь рождает новую жизнь. Однако с Тристаном и Изольдой всё не так. Их противоестественная любовь не то что не даёт новой жизни - она настойчиво толкает их к смерти, которую им какое-то время назад удалось избежать. Честь Изольды, благие намерения Тристана - всё позади. Несостоявшиеся самоубийцы не могут остановиться в своём губительном беге. Напрасно верная Брангена пытается образумить их. Даже попавшись, любовники не пытаются сказать ни слова в своё оправдание, продолжая причинять боль ни в чём не повинному королю Марку и его верному вассалу Мелоту, другу Тристана. Тристан обвиняет Мелота в предательстве (в общем-то, справедливо, поскольку Мелот организовал ночную охоту, чтобы разоблачить измену Изольды), бросается на него с мечом, но не защищается и получает серьёзную рану.
Тристан уже на полпути к вожделенному концу. Третий акт открывается мрачным вступлением, рисующим картину его физических страданий. Оно переходит в заунывный наигрыш пастушьего рожка. Музыка звучит, с одной стороны, безумно красиво, с другой стороны, мертвенно-холодно. Раненый Тристан лежит в своём замке, опекаемый заботливым Курвеналом. Верный вассал организовал для героя приезд его любимой, которая должна залечить его рану. Вдали от Изольды Тристан немного приходит в себя. Он всё ещё помнит свои сентенции о блаженной ночи и злом дне, но сейчас он - не там, для него это осталось как сладкий сон. Огромные монологи страданий Тристана даже у самого Вагнера вызывали опасения, что всякий услышавший эту музыку сойдёт с ума. Действительно, они пугают рельефностью показанного в них бреда: слишком экспрессивная музыка длится слишком долго, томя слушателя нескончаемым нарастанием напряжения. Вот уже показался корабль Изольды, казалось бы, спасение рядом. Но обезумевший от предвкушения встречи Тристан срывает с себя повязку, и когда Изольда входит к нему в комнату, он успевает только произнести её имя и умирает у неё на руках. Следом появляется король, которого Брангена посвятила в тайну любовного напитка. Благородный король готов расторгнуть брак с Изольдой и благословить их союз с Тристаном, но поздно. Целью Тристана и Изольды было не это. Они хотели вечной ночи, растворения в смерти, потому что их странная любовь была продуктом несостоявшегося самоубийства. Хотя им кажется, что им хочется просто быть вместе, они стремятся через свою гибельную страсть завершить свой путь к смерти. В то время как Тристан погибает от раны, Изольда умирает как бы сама, по своей собственной воле. Когда король её отпустил, больше её ничего не держит на земле. Один из самых эффектных вагнеровских финалов - обычная ария традиционной продолжительности. Изольда не просто умирает, она с радостью отдаётся смерти. Таков финал этой, не побоюсь этого слова, психиатрической драмы.
В человеческом бытии есть две конкурирующие друг с другом потребности - это потребность гедонистическая и потребность пунгическая. В одном случае человек стремится к комфорту, в другом случае - к риску. В соционике этому примерно соответствует дихотомия "рассудительность / решительность". С точки зрения соционики, человек либо рассудителен, либо решителен, соответствующий признак прошит в его характере. Как известно, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Т.е., большие достижения возможны только там, где человек приносит в жертву свой комфорт. Благородный герой Тристан храбро бился с врагами и не раз был ранен. Но он по-прежнему шёл в бой. Так и Изольда была готова умереть ради сохранения собственной чести. Но после испития из кубка решительность Тристана и Изольды приобрела безумный, болезненный характер, дойдя до своего апогея. Вместо идеалов, ради которых герои готовы выйти далеко за пределы зоны комфорта, день как символ комфорта начинает принципиально отрицаться, риск и боль перестают быть платой за идеалы и становятся самоцелью. Перед гибелью Тристана это извращённое понимание решительности завладевает им полностью и приносит ему долгожданную смерть. Более того, мучительная любовь Тристана и Изольды лишает их и чести, которая в норме была бы высокой целью, ради которой следует выйти из зоны комфорта. Лишь смерть и кровь, к которым влечёт губительная страсть Ночи Любви, остаётся реальным объектом влечения.
Тут невольно вспоминается то, что немецкие фашисты видели в Вагнере источник вдохновения. Правда, любимой оперой Гитлера был "Риенци". Но "Тристан и Изольда" как произведение, в котором Вагнер позволил себе в своём радикализме дойти до конца, красноречиво свидетельствует о том, что присутствует во всём творчестве Вагнера, хотя не столь явно. Страсть, которая, вместо того, чтобы порождать новую жизнь, вырождается во влечение к смерти, - это сценарий тотального разрушения бытия. В этом есть определённая параллель с кодексом японских самураев, которых учили быть всегда готовыми к смерти. Но у японцев эта философия имела сугубо прикладной характер: если самурай всегда готов к смерти, он не дрогнет в бою и с большей вероятностью выживет. Таким образом, философия смерти у самураев является основой жизни. Но влечение к смерти Тристана и Изольды - это нечто противоположное. Это отрицание самой жизни, отрицание человеческих ценностей, фактически затянувшееся самоубийство. Промежуток между решением о самоубийстве и гибелью сознания.
В принципе, подобные ужасы - не редкость для современного искусства. Но в современном искусстве безобразное подаётся как безобразное, а у Вагнера гибельная страсть разукрашена прекрасной музыкой. Считается, что музыка "Тристана и Изольды" - это та грань, за которой разрушается гармония. Дальше уже идёт атональная музыка. Но опера "Тристан и Изольда" всё ещё гармонична. Точно так же и сама игра со смертью привлекательна подобным стоянием на краю. И именно в этом заключается весь ужас: разрушительное вожделение привлекательно не только для главных героев оперы, музыка рисует его привлекательным и для слушателя. Не случайно самые сильные в музыкальном отношении места оперы связаны с этим безумным, противоестественным влечением к смерти. Между увертюрой и началом беседы Тристана и Изольды перед выпиванием кубка в музыке не происходит ничего экстраординарного: герои пока что в своём уме. Но уже эту сцену насквозь пронизывает жестокий, фатальный мотив. Особенно сильной находкой является то, что кульминационные моменты подчёркнуты хором моряков, которые во время объяснений Тристана с Изольдой занимаются своей работой, не связанной непосредственно с разворачивающейся между ними драмой. Во втором акте это грандиозный дуэт "Ночь любви", красочной рисующий болезненную, разрушительную страсть, который прерывают мягкие и мелодичные возгласы Брангены, как бы издалека доносящийся до воспалённого сознания героев голос разума. В третьем акте это исступлённые монологи раненого Тристана. Кажется, что его томительному ожиданию не будет конца. И, конечно же, финальная ария Изольды. Казалось бы, довольно обыкновенная по форме ария становится гимном растворению в смерти. Вагнер явно понимал, что он делает. Из легенды о трагической любви людей, которые по ошибке выпили любовный напиток, им не предназначавшийся, он сделал историю добровольного отказа от жизни и от чести. Прослушивание этой оперы в хорошем исполнении сродни личному переживанию опыта самоубийства. Такое страшное, безжалостное по отношению к слушателю произведение принципиально не может быть лёгким и комфортным для восприятия. Не случайно после каждого спектакля "Тристана и Изольды" существенная часть исполнителей уходит на больничный: им нужно восстанавливаться после попытки самоубийства посредством этой музыки. Не случайно первый исполнитель Тристана после 77 репетиций сошёл с ума. Не случайно два дирижёра во время спектакля умерли прямо за пультом во время дуэта "Ночь любви". Но, тем не менее, эта опера не покрылась пылью, её до сих пор ставят и любят. Потому что удовлетворить свои пунгические потребности, пережив опыт самоубийства посредством музыки, всё равно безопаснее, чем совершив реальное самоубийство. Практика показывает, что эта музыка всё равно таит в себе определённую опасность для человека, и именно в этом её прелесть. Прослушивание "Тристана и Изольды" сродни экстремальным видам спорта. Нет опасности - нет радости от преодоления этой опасности. И Вагнер в своей опере предлагает слушателю рискнуть.
Матильду Везендонк, жену Отто
Матильду Везендонк, жену Отто Везендонка, одного из главных спонсоров Вагнера во время его эпмиграции в Швейцарии, неспроста называют музой композитора. Считается, что в период знакомство с супругами Везендон любовь Вагнера к Матильде являлась его основным творческим двигателем. Именно в это время была написана опера "Тристан и Изольда". Учитывая, что не только Матильда была для него недоступной, но и сам Вагнер уже был на тот момент женат, становится понятно, почему его произведение пронизано темой суицида. "Неправильные" мысли и аморальное влечение нашли свой выход через оперные образы, подарив нам в итоге глубокое, многогранное и одно из самых выдающихся произведений Вагнера.
Дежавю
Сколько же было этих слов... Клеймящих буржуазное искусство с его неподходящей советскому человеку моралью; загоняющих в подполье ненормальности и болезненности всякую свободную мысль, превышающую среднее стадное разумение; поучающих о пользе общественно-ячечной любви, "дающей новую жизнь", и об ужасности всякой прочей любви вне стадного интереса и контроля - и все эти слова были по сути одно - страх и трусость возведённой в догму коллективной посредственности, не умеющей и не желающей видеть дальше собственного носа. Именно ей, посредственности, не желательно разбираться даже в себе, не то что в какой-то чуждой философии. Ей желательно только развесить антитезные ярлычки попроще -"хорошо - плохо", "чёрное - белое", "рассудительность-решительность" - и ползти среди них спокойненько от рождения до смерти. Которая ведь ужас как непонятна и страшна, то есть плоха хуже всякого другого "плохо" - и чем дальше оттащить этот флажок, тем, стало быть, лучше без всяких философских разбирательств. Возвести этот самосохранительный инстинкт в принцип додумалась, впрочем, ещё древняя посредственность, и это было по крайней мере честно. Система же, сложившаяся здесь на протяжении 70 лет двадцатого века, была настолько пронизана тотальным враньём, что своим недругам и критикам зачастую навешивала ярлыки, больше всего подходившие ей самой. Так, например, обязательное участие в совместных кричалках как доказательство приспособляемости к общему идиотизму и окружающей серости было закреплено в ней законодательно, однако приспособленцами обзывались те, кто, напротив, считал возможным из этой серости немножко экономически выбиться.
Что приспособляемость вообще есть важное условие выживания вида, с этим никто не спорит - просто не понятно, зачем утверждение её и прочих добродетелей среднего бюргера разводить в местах, вроде бы для этого не предназначенных. У нас действительно демократия и можно высказывать любые мысли и позиции, но предполагалось всё же, что это какие-то собственные мысли, а не переписанные на 80% из старой советской методички. И добро ещё вставить такое для провокации в дискуссии, но первым тематическим постом... Агитируя за обсуждение идей вагнеровских опер я не зря делала оговорку для "Тристана", что с ним торопиться не нужно. Эту вещь можно понять десятком разных способов (примеры есть и в статьях, и в дискуссиях на сайте). Вот только с точки зрения интересов стада её понять нельзя - оно и есть тот "день", от которого (в частности) Тристан и Изольда рвутся уйти. С применением совковой риторики становится ещё очевиднее, почему герои правы - но, конечно, не для тех, кто эту риторику применяет.
Особо удивили апелляции к чести - пусть без личного опыта осознания этой зависимости от чужих мнений и без Шопенгауэра, весьма доходчиво высказавшегося на сей счёт, но уж не понять переоценку этого понятия самими героями, кажется, невозможно, и однако же... Впрочем, с пониманием сейчас у многих проблемы, и это очень объяснимо, когда люди рвутся, чтобы их пели хором и фильтровали им искусство на "правильное" и "неправильное" - это вообще взаимозависимые процессы с взаимоусиливающимся обратным эффектом. Тут, наверное, даже бессмысленно что-то обсуждать, если от самого этого совково-методического стиля человека сразу не шарахает - а если шарахает, то, получается, тоже незачем, ведь человек уже всю ценность этим стилем изложенного понял. Так что укажу только фактические ошибки, не касаясь толкования самой оперы.
Правда, любимой оперой Гитлера был "Риенци"
Нет, "Лоэнгрин". Жизненная драма обычного человеческого политика была увлечением юноши, обдумывающего житьё и услышавшего эту оперу Вагнера первой. Но для господина с проблемами и амбициями Адольфа Гитлера образца тридцатых годов это было бы уже слишком самокритично. Герой из горних сфер с нечеловеческими способностями, непонятый, но неизменный народный кумир от начала до конца - другое дело. В "Майн Кампф" он писал о "Лоэнгрине", в личных беседах называл его же любимым, иногда наравне с "Мастерами". В любом случае это был не "Риенци", а опера более популярная и более немецкая.
Но у японцев эта философия имела сугубо прикладной характер: если самурай всегда готов к смерти, он не дрогнет в бою и с большей вероятностью выживет.
Выживание никоим образом не было целью самурая. Жить, когда следует жить, и умереть, когда следует умереть - первое правило самурая. Самураю предлагалось ценить эстетические впечатления жизни, а не жизнь как таковую. Про обычай харакири, наверное, тоже все слышали, и время для него самурай определял сам.
Прослушивание этой оперы в хорошем исполнении сродни личному переживанию опыта самоубийства.
Не стоит обольщаться, это иллюзия для самых легковерных и менее всего понимающих, о чём речь. Трогательное размышление "ох, мне плохо, хочу умереть, вот меня не будет, как страшно, а они все будут рыдать, рыдать, рыдать" свойственно время от времени многим. Но оно имеет крайне отдалённое касательство к максимализму настоящего самоубийцы - даже если ему всего шестнадцать лет, а тем более, если больше и голова с инстинктом у него уже работают по взрослой программе. И дистанция от "Тристана" до самоубийства намного дальше, чем от щёлканья мышью в танчики до реальной войны в реальном танке. Настоящее самоубийство требует, помимо всего прочего, огромной и не поддерживаемой никакими внешними факторами концентрации воли - ведь, кроме этого махонького кусочка мозга, остальной мозг и тело будут с таким решением категорически не согласны и сделают всё, чтобы этому помешать. Для маломальского уяснения желающие могут попробовать повторить поступок Тристана в самом мягком облегчённом варианте. Начните по какому-нибудь стоящему поводу драку со своим равноценным реальным врагом - не на мечах, конечно, и вообще без всякого холодного оружия, а чем-нибудь достаточно безопасным: кулаками, палками, сковородками - и после своего выпада попытайтесь под удар противника зафиксировать голову и туловище прямо, а руки где-нибудь внизу. Не закрываться, не уворачиваться, не отклоняться, не жмуриться, ничего не говорить, не готовить удар в ответ, ведь его не будет, этот будет последним и победным для врага - а вам нужно всего-то зафиксироваться и принять его по полной. Этот опыт можно проводить вполне безбоязненно - всё равно, если делать по-честному, с вероятностью 99 из 100 ничего не получится. Ну а если попадётся случаем тот самый 1 из 100, у которого получится, я лично приеду с цветами в тот травмпункт, где будут снимать его лёгкие телесные повреждения - или пришлю цветы, если это будет не в нашем прекрасном городе )) Также в опере нет ничего от экстремальных видов спорта, и у Вагнера в том числе - по крайней мере, если не бояться думать до такой же степени, как подвергать свою жизнь реальной опасности.
Не случайно после каждого спектакля "Тристана и Изольды" существенная часть исполнителей уходит на больничный: им нужно восстанавливаться после попытки самоубийства посредством этой музыки.
Во-первых, нет никакой существенной части. Обычно её и вообще нет, а есть лишь небольшое послабление для всех в режиме репетиций. Во-вторых, причина этого самая естественная - большая длительность и сложность произведения для многих инструменталистов, и особенно - для дирижёра и исполнителей двух главных партий. Это объективные факторы, никакой мистики.
Не случайно первый исполнитель Тристана после 77 репетиций сошёл с ума
Людвиг Шнорр не проводил 77 репетиций и умер от инсульта уже после нескольких премьерных спектаклей. Это было, конечно, печально и не по возрасту, но, честно говоря, его вес из серии "Паваротти отдыхает" тоже был не совсем по возрасту. Вообще лучше бы не тащить сюда по крайней мере откровенное палево из серии "одна баба сказала" или хотя бы выражаться более обтекаемо - "говорят", "считается", "есть мнение" - словом, как-то минимально фильтровать свои спичи хотя бы в отношении известных фигур. Жёлтый совок - это уже чересчур даже для моего демократического пофигизма.
Ответы
По поводу "Риенци" - понятно. Хотя много где пишут, что любимой оперой Гитлера был именно "Риенци". И мне почему-то хочется считать так. Но тут у Вас явно более точные сведения, ок.
По поводу самураев. Знаете ли, я это слышал от тренера по айкидо, думаю, великий местер айкидо Жак Пайе тоже не на пустом месте говорил "вы должны быть готовы умереть для того, чтобы защитить себя". Обычно в нашей стране мастера айкидо контактируют с японскими мастерами, многие из которых по происхождению из самурайских родов. Про харакири я, конечно же, в курсе. И я бы сказал, что это точно такой же инструмент спокойствия перед лицом смерти, как и их философия.
По поводу имитации поступка Тристана пишите мне на E-mail, если интересно, я не хочу обсуждать этот вопрос публично.
По поводу больничного: вообще-то, этот факт я вообще почерпнул с этого же сайта, от пользователя Multilingua: http://wagner.su/node/1116#comment-1234
По поводу 77 репетиций: эту историю я слышал от Всеволода Гаккеля, я уверен, что он не врал. Естественно, в данном случае под "первым исполнителем" я понимаю того, кто не дожил до премьеры оперы. Насколько я помню, это было в Вене. Вагнер в своей автобиографии тоже писал про эти 77 репетиций, после которых оперу признали неисполнимой.
И вообще, когда у вас тут был опрос о том, чем были чувства Тристана и Изольды, разве Вы не посетовали, что никто досконально не раскрыл тему стремления к смерти? Вот, я раскрыл. Вы опять недовольны. Бачили очі, що купували - їжте, хоч повилазьте!
Шнорр и его "77 репетиций"
Насколько я помню, известно об около 50 проведенных репетициях в ВЕНЕ, после чего было принято решение о снятии премьеры, и перенесении её в Мюнхен, и вот конечно уже для мюнхенской премьеры был назначен первый Лоэнгрин всей Германии и любимец короля Людвига II Людвиг (perdon!) Шнорр. Про "сошел с ума" и комментировать нечего, это полный бред. Кстати взгляните на его фотографии - безотносительно лишнего веса, на нас смотрит пятидесятилетний где-то мужик, и это в 29-то лет. Там явно были колоссальные проблемы со здоровьем, которые лишний вес только усугубил.
Оставьте уже Шнорра в покое!
Википедия гласит, что упомянутое в моей статье несчастье произошло с Алоизом Андером. Так что по данному пункту я невинен, как невеста!
Продолжение о "Тристане и Изольде" из другой темы
Дело не в оргазмах физических, а в таком, что ли, слиянии экстаза души, разума и тела. Эта опера ведь не только эротична, но и полна контрастов, очень много эмоциональной силы, трагизма. Ещё раз отсылаюсь к третьему акту, даже к концу второго, не найдётся сегодня настолько сильный человек, который, поняв свой грех и признав всю нелепость и безысходность ситуации, добровольно бросится под мечь, как тристан.
А как трагично ожидание в третьем акте! 40 минут в колоссальном напряжении, в начале сложно вообще сдержаться от слёз, если слишком чувствительный зритель/слушатель. А как потом все друг друга поубивают, вот я сейчас пишу, у самого словно камень на сердце падает и плакать хочется, король приезжает извиниться и помочь тристану, а видит лишь трупы ...
И только финал спасает её, то есть оперу, от полного трагизма. Если бы не он... Я бы не ожил, наверное. Есть люди, пересмотревши тристана, погружаются в психическую нестабильность, болезнь, что ли. У меня скорее по-другому, я даже слишком её прожил, но мне всё же кажется, что я могу ещё сильнее прожить! Именно удивительный финал, сильно связанный с вторым актом, именно он делает оперу настолько величественной, божественной, непостижимо огромной и великолепной, королевской, что ли
Musicsaferu
Действительно произошло некоторое зависание с переносом вашего поста и ответом - и даже объясню, почему. Так случилось, что за это время я сходила на "Doctor Atomic" Адамса и после этого стало как-то совсем не до "Тристана". (Это не то чтобы агитация за сугубую актуальность супротив вневременных концептов, но таки всем советую при случае посетить или послушать. Это реально важно независимо от того, насколько совпадает с личным восприятием истории и героев - у меня, например, не особо совпадает, я иначе представляю, в первую очередь, самого Роберта Оппенгеймера, и, тем не менее, опера произвела большое впечатление. В том числе, музыкально - и кстати, там есть интересная аллюзия на "Гибель богов".)
Возвращаясь к "Тристану и Изольде", я вообще эту вещь люблю и, в особенности, третий - тристановский - акт. Второй, с кайфующим любовным заплывом, конечно, тоже, но фантастическая битва Тристана с мирозданием в третьем, имхо, круче всего и вся. Понимаю тех, кто воспринимает это как чистую трагедию, для меня же это просто завораживающая красота - да, трагическая, но существительное тут всё же важнее прилагательного. Так-то я могу всплакнуть на опере (и не на опере тоже :)), но вот ни разу мне не хотелось плакать на этом месте, ни на каком исполнении. Пробирающее до костей восхищение силой чувства и экзистенциальной отвагой героя - превалирующая эмоция, остальное вторично, даже сострадание.
Я уже писала, что, по большому счёту, и вообще не вижу в финале оперы трагедии для главных героев. Что касается Марка, спешащего с благой вестью и находящего трупы - да, это по-человечески тяжёлый момент. Которого, к сожалению, в сложившейся ситуации никак невозможно было избежать. Если отбросить всю эту шелуху о "любовном напитке", Марк не мог сразу оказаться там третьим сверхчеловеком и, задвинув собственные человеческие чувства, отпустить - или даже послать Тристана с Изольдой в духе "ну и валите отсюда к чертям собачим". До такого нужно созреть, нужно время - у съехавших с общей привычной резьбы любовников оно было, у Марка нет. В этом смысле финал, кстати, тоже можно считать открытым - у остающихся жить всегда есть шанс отрефлексировать ситуацию и продвинуться в собственном миропонимании - может быть, даже не накосячить в какой-нибудь следующий раз, встретившись с необычайным. Мы и Марк в данном случае остаёмся вместе - мы что-то поняли - наверное, он тоже, почему бы нет?..
На самом деле я вовсе не собираюсь спорить с вами, с вашим восприятием и, уж тем более, с тем, что финал Изольды сделан великолепно. Красота, побеждающая смерть - не просто "а по-вашему всё равно не будет", а именно "нет, будет сложно, многосложно, к вашему непреложно, только к нашему" - это сама по себе сильная постановка задачи, и мало кому удавалось решить её так убедительно, как Вагнеру в "Тристане". Мне только в вашем последнем предложении не нравится слово "величественной" применительно к этой опере. В какие-нибудь другие времена я бы, наверное, подумала и решила, что так тоже можно выразиться. А сейчас выгрызаюсь, что так выражаться незачем, слово "величие" слишком обгажено здесь за последние годы, чтобы его стоило прилагать к действительно огромному и прекрасному произведению про обретших свободу людей.
Мне сказать нечего...
Мне сказать нечего, вы более мудро и внемательно на это смотрите.
По поводу трагедии, я тоже не воспринимаю эту оперу как трагедию, это скорее комплект всего и вся. Трагизма, безмерной красоты, героизма и ещё много чего, сразу не напишешь. Главное сдесь то, что герои нашли свободу, как вы и пишете. Столько много мыслей в вашем ответе написано, что не возможно сразу ничего реально достойного сказать.
А музыка то какая, мало кто смог добраться до самых глубоких струн души, и раздолбать там всё на куски, а потом собрать снова. Не знаю, смогу ли я, как будущий композитор, дойти до этого. А впрочем, зачем мне быть вторым вагнером?
PS: Моя следующая опера в очереди - лоэнгрин
Вторым
действительно незачем. Другое дело - вдохновиться и сделать что-то совершенно своё. Так, в общем, искусство и развивается, и Вагнер в нём взялся тоже не на пустом месте (как было многими в "любовной" теме верно отмечено). И вот это вот, как вы сказали "раздолбать всё на куски, а потом собрать заново" - на самом деле очень важное побуждение. Восхищение сделанным предшественниками для этого необходимо, но недостаточно, нужно таки уже иметь, что противопоставить и показать с какой-то совсем другой стороны. Как, собственно, и поступил вдрызг влюблённый тогда Рихард Вагнер с древней легендой о Тристане и Изольде. На сайте было интересное обсуждение как раз про отличия сюжета оперы от легендарного, в начале этой темы есть на него ссылка.
Я это обсуждение читал,
Я это обсуждение читал, сейчас точно не вспомню, там большой текст был, но отличия явно есть, это я знаю просто потому, что я смотрел сюжет оригинала и оперы