Обращение к этому сюжету было связано со многими обстоятельствами, в том числе практического характера - например, с необходимостью написать "что-нибудь более легкое и доступное" для единственно доступных тогда Вагнеру швейцарских театров. Великий продвигатель музыкальной драмы вообще периодически задавался целью написать что-нибудь "лёгко и доступно", с "Нюрнбергскими майстерзингерами" была ровно та же история. И заканчивалось это всегда одинаково: чисто вагнеровской сложной оперой на 3-4 часа. Также на решение Вагнера заново препарировать известную романтическую историю Любви и Смерти повлияло осмысление философии Шопенгауэра и знакомство с идеями буддизма. Однако спусковым механизмом и главной движущей силой для написания "Тристана и Изольды" стали всё-таки события личной жизни композитора. Вагнер живет в Цюрихе, находясь в близкой дружбе с богатым коммерсантом Отто Везендонком (1815—1896) и его женой Матильдой (1828—1902), музыкантшей и поэтессой. Вагнер наезжает в Париж и Лондон (1855), дирижируя, зарабатывает на жизнь, но быстро растрачивает на прихоти и роскошь те деньги, которые добывает огромным трудом, и те, которые часто получает в виде субсидий от друзей и покровителей. Жена Вагнера, Минна, совместная жизнь с которой совсем не удалась, тяжело болеет, и болезнь усугубляется ее неуживчивым характером, ревностью к Везендонкам, которые материально помогают композитору и обеспечивают ему независимость. Еще в начале 1852 года в Цюрихе, когда Вагнер познакомился с семьей Отто Везендонка, Матильда начала брать у него уроки музыки. Взаимоотношения учителя и ученицы постепенно переросли в настоящую дружбу, а затем в глубочайшее чувство восторженной любви. В 1853 году Вагнер написал Матильде "Сонату в альбом", представлявшую собой, по существу, фантазию на темы его опер. Оба они, однако, понимали, что любовь их должна остаться в сфере возвышенно-идеальных отношений, так как строить свое эгоистическое счастье ценой несчастья друга — Отто Везендонка и Минны, хотя и нелюбимой, но законной жены Вагнера, было невозможно и для Вагнера и для Матильды. Матильда Везендонк, примерная мать, заботливая супруга, даже и не скрывала от мужа своего преклонения перед Вагнером, но, наоборот, всячески содействовала тому, чтобы и Отто проникся самыми дружескими чувствами к гонимому композитору и иногда помогал ему денежными субсидиями. Так, например, Отто оплачивал расходы на устройство концертов, где исполнялись произведения Вагнера и Бетховена. По просьбе Матильды Отто в 1857 году купил для композитора вблизи своей виллы небольшой участок земли с домиком, который сам Вагнер назвал "Убежищем" и который предназначался для его постоянного местопребывания. В этом доме в конце апреля 1857 года Вагнер поселился с Минной, трезвая практичность которой никак не могла примириться с непостижимыми для нее отношениями Вагнера и Везендонков.
Воспоминанием о страстной любви и самоотречении Вагнера и Матильды остались "Пять песен для женского голоса", о которых сам Вагнер писал: "Лучшего, чем эти песни, я никогда не создавал, и лишь немногое из моих произведений может выдержать сравнение с ними". Вагнер положил на музыку стихи Матильды Везендонк (ни до, ни после этого он ничего не писал на чужие слова и либретто), и эти песни можно считать преддверием к "Тристану и Изольде". Все это время Вагнер живет "Тристаном", завершая его 8 августа 1859 года, завершая тем самым и свою личную жизненную драму с Матильдой Везендонк. Когда в этот год на краткое мгновение он встречается в Цюрихе с Матильдой, между ними, как вспоминает Вагнер, густой туман, сквозь который едва различимы голоса обоих. "Тристан", поставленный впервые в Мюнхене только в 1865 году, навсегда останется символом великой любви и великого страдания. Однако и стремление академистов водрузить пессимизм Шопенгауэра главным штандартом в бою за "Тристана", как ни странно, способствует тому же романтическому абстрагированию. Пессимисты выстраивают длинные логические цепочки, цитируют собрания сочинений и переписку, въедливо препарируют научные контексты. И со всем этим обращаются, конечно, не к убеждённым мещанам, запуганным с рождения и не способным воспринимать сюжет со смертью без защитного негатива - нет, это обращение к продвинутой публике, которой на "Тристане" предполагаемо больше, чем на любой другой опере 19 века. Но публика отказывается сопоставлять чувственное бурление музыки с академизмом или с бытовым пессимизмом (Шопенгауэра же эти люди, как правило, не читали и не собираются). Музыка тащит слушателя в космос, а слова, которые под неё поются - ну значит, это не так важно, раньше вообще говорили много ненужных слов... На самом деле так и есть: для людей, которые действуют, Тристан и Изольда говорят слишком много ненужных слов. Но Вагнер и так сильно сократил их - у них с Матильдой слов было тысячекратно больше. С другой академической стороны, попытки представить вагнеровскую гениальность как "вещь в себе" предпринимаются с бухгалтерской регулярностью. Для этого доказывается, что на феноменальный стиль "Тристана" не очень-то и повлияли - ни страстная, поставленная вне рамок естественного выхода влюблённость автора в соавтора; ни вагнеровское увлечение философией Шопенгауэра; ни подспудная внутренняя дискуссия с ним; ни сложные текущие обстоятельства композитора, включая изгнание с родины и трудности с "Кольцом". Американские горы музыкальных эмоций "Тристана" - философические томления, отчаянные драки с мирозданием, зашкаливающие эротические экстазы - объявляются исключительно профессиональным расчётом и результатом замкнутых процессов, происходивших в композиторской голове без прямой связи с реальностью. Большой художник всегда найдёт, на что посмотреть новым взглядом, спору нет, однако в данном случае отрицать его способность жить отважно может прийти на ум лишь от отсутствия такой способности у толкователей. Если конгломерат вагнеровских хитросплетённых чувств, мыслей и творческих импульсов не укладывается в голове, а какого-то объяснения попроще всё же хочется, можно принимать любую "конкретную" точку зрения. Потом эту точку зрения можно менять или не менять, по энному разу проникаться и восхищённо изумляться созданию сверхчеловеческого гения. Можно приходить к выводу об идеальном слиянии музыки и текста в "Тристане" - или к противоположному выводу. Можно по-вагнеровски дойти до необходимости нивелирования "Тристана" "Парсифалем" - или категорически с этим не согласиться. Так или иначе "Тристан" - ярчайшая музыкальная и идейная кульминация вагнеровского творчества, оказавшая огромное влияние на последующие европейские культурные процессы. Без понимания этого факта судить о Вагнере бессмысленно. А если понять, то и само слово "судить" неизбежно изменит своё значение от обывательского "суда" к достойному "суждению".
|
|||||
Последние комментарии
5 дней 3 часа назад
5 дней 8 часов назад
5 дней 8 часов назад
6 недель 2 дня назад
6 недель 3 дня назад
7 недель 4 дня назад
8 недель 3 дня назад
9 недель 2 дня назад
10 недель 1 день назад
11 недель 2 дня назад